Стихотворения русских поэтов про воспоминания на одной странице

На склоне лет, когда в огне
Уже горит закат кровавый,
Вновь предо мной, как в тихом сне,
Проходят детские забавы.

Но чужды давние отравы
Душе, вкусившей темноты.
Лишь вы, как прежде, величавы,
Любви заветные мечты!

Я помню: в ранней тишине
Я славил жгучий полдень Явы,
Сон пышных лилий на волне,
Стволы, к которым льнут удавы,

Глазам неведомые травы,
Нам неизвестные цветы...
Всё смыли, как потоком лавы,
Любви заветные мечты!

Я помню: веря злой весне,
Ловил я зыбкий призрак славы;
Казалось так желанно мне -
Грань преступать, ломать уставы.

Но понял я: все цепи - ржавы,
Во всем - обманы суеты;
И вы одни в сем мире правы,
Любви заветные мечты!

Сын Венеры, Амор лукавый,
Храни меня отныне ты,
Встают, как из-за леса главы,
Любви заветные мечты.

В забытой тетради забытое слово!
Я всё прожитое в нем вижу опять;
Но странно, неловко и мило мне снова
Во образе прежнем себя узнавать...
Так путник приходит чрез многие годы
Под кровли отеческой мирные своды.
Забор его дома травою оброс,
И привязи псов у крыльца позабыты;
Крапива в саду прорастает меж роз,
И ласточек гнезда над окнами свиты;
Но всё в тишине ему кажется вкруг -
Что жив еще встарь обитавший здесь дух.

Здесь, у этого колодца,
Поднесла ты мне две розы.
Я боялся страсти томной -
Алых роз твоих не принял.

Я сказал: "Прости, Алина,
Мне к лицу венок из лавров
Да серебряные розы
Размышлений и мечтаний".

Больше нет Алины милой,
Пересох давно колодец,
Я ж лелею одиноко
Голубую розу - старость.

Скоро в домик мой сойдутся
Все соседи и соседки
Посмотреть, как я забылся
С белой, томной розой смерти.

   Не спрашивай, чего мне стало жаль,
   Что грустию мне память омрачило:
Мой друг, тоска пройдет, как прежде проходила, -
Я вспомнил детских лет волнующую даль,
   Несвязную, но сладостную повесть
Весенних дней моих, волшебный, светлый сон.
Мне стало жаль его! Давно исчез уж он...
Укором восстает тоскующая совесть...
   Наш старый дом, наш бедный городок,
И темные леса, и бурный мой поток,
И игры шумные, и первое волненье -
   Всё живо вновь в моем воображенье...
   Вон дом большой чернеет над горой,
Заря вечерняя за лесом потухает,
   Кругом всё спит, - лишь робкою рукой
Она окно свое для друга открывает...
   Луна взошла, зари уж нет давно,
   А я смотрю, влюбленный, на окно!..

Нева, свод лип, беседка, розы,
Луна, поющий соловей.
Моленья робкие и слезы,
И бледность в памяти моей...

Другие дни, мечты другие!
Но часто думаю о ней,
Про очи темно-голубые,
Как небо северных ночей.

Теперь, быть может, в думе сладкой
Вздыхает милая в тиши,
Быть может, слезы льет украдкой
При светлой памяти души?

Иль слезы время осушило,
Иль клятв минувших след погиб?
И сердце женское забыло
Неву, беседку, своды лип?

Полон грустной думы
С вами я расстался,
Может быть, надолго, -
Навсегда, быть может...
Я был счастлив вами;
Вы меня любили;
В ваших ласках резвых
Забывал я горе...

С милой простотою,
Вы под темным вязом
Робко мне вверяли
Сладкие надежды.
Но придет ли время
Счастья золотого?
Знать, не сбыться сказке,
Детской, простодушной!..

Полон грустной думы
Я брожу по свету;
Скучно мне; с друзьями
Не могу делить я
Молодых восторгов.
На привет веселый
Грустная улыбка -
Мой ответ безмолвный!..
Ваш прелестный образ,
Как в былое время,
Светит грустным взорам
Звездочкой попутной!
Может, жизнь вам - радость
В роскоши блестящей;
Вы довольны мужем,
Счастливы судьбою...
И погасла ль память
О далеком друге,
О былых минутах
Под зеленым вязом,
Неизменным небом!?
Навернется ль слезка
В светлых ваших глазках?
Встретите ли радость
Полным грусти взором?..

Снежные храмы в душе возвышаются,
Горные замки из чистого льда,
Воспоминаньем они называются, -
Но не тревожь их мечтой никогда.

Некогда жившие, страстно любившие,
Вставшие светлой немой чередой,
Воспоминанья кристаллы застывшие, -
Но не буди их тревожной мечтой.

Воспоминанья граничат с раскаяньем,
Только их тронет горячим лучом,
Льды разомкнутся, смягченные таяньем, -
Снежные глыбы польются ручьем.

Белые хлопья, потоками мутными,
Жадные, падают вниз с высоты,
С комьями грязи несутся попутными, -
Воспоминание, это ли ты?

Где же все чистое? Где все невинное?
Храмы и замки из снега и льда?
Воспоминания - тяжесть лавинная, -
О, не тревожь их мечтой никогда!

Согрелись дни — как дети пред камином
Теплом надежд несбыточных. И вновь
Я на закате, переулком длинным,
К тебе стремлюсь, о, ранняя любовь!

Трепещет сердце бабочкой весенней!..
И вновь лепечет сладостную речь
Про светлый жар доверчивых мгновений
И обо всем, что не могло сберечь.

И вновь поют, забыв успокоенье,
Все дни мои, согретые теплом,
И, погружаясь в призрачное пенье,
Я весь в лазурно-ласковом былом! 

Ты выдумал меня. Такой на свете нет,
Такой на свете быть не может.
Ни врач не исцелит, не утолит поэт, -
Тень призрака тебя и день и ночь тревожит.

Мы встретились с тобой в невероятный год,
Когда уже иссякли мира силы,
Все было в трауре, все никло от невзгод,
И были свежи лишь могилы.

Без фонарей как смоль был черен невский вал,
Глухая ночь вокруг стеной стояла...
Так вот когда тебя мой голос вызывал!
Что делала - сама еще не понимала.

И ты пришел ко мне, как бы звездой ведом,
По осени трагической ступая,
В тот навсегда опустошенный дом,
Откуда унеслась стихов сожженных стая.

Утро. Станция. Знакомый 
С детских лет телеграфист. 
От сирени дух истомный. 
Воздух нежен. Воздух чист. 
В небе легкой акварели 
Полутон и полудым. 
Хорошо любить в апреле, 
Хорошо быть молодым. 
Возвращаться на побывку, 
Гнать ленивца ямщика. 
Ради Бога, ткни ты сивку 
В запотевшие бока! 
Пахнут запахом медвяным 
Бесконечные поля. 
Дымом синим, паром пьяным 
Испаряется земля. 
Сердце бешеное бьется. 
В горле сладостный комок. 
А над полем вьется, вьется 
Еле видимый дымок! 
Вот откос знакомой крыши. 
Дорогой и милый дом. 
Сердце, тише! Тише! Тише! -- 
Стой... Направо... За углом. 
Там в саду скрипят качели, 
Выше! В небо! И летим... 
Хорошо любить в апреле, 
Хорошо быть молодым. 
Как вас звали?! Катей? Олей? 
Натой? Татой? Или -- нет? 
Помню только небо, солнце, 
Золотой весенний свет, 
Скрип качелей, дух сирени, 
Дым, плывущий над землей, 
И как двадцать вознесений, 
Двадцать весен за спиной! 

Я вспоминаю сенокосы
   На свежих, ровных берегах,
Где зной дневной сменяют росы;
   И крупный жемчуг на лугах
Блестит под желтою луною;
   И ходит ковшик пировой
Между веселыми косцами,
   Меж тем как эхо за горами
Разносит выстрел зоревой.
   Вдали заботен темный город,
Но на покосах шелковых
   Всяк беззаботен, бодр и молод
Под звуком песен удалых.

Я счастлив был. Любовь вплела
В венок мой нити золотые,
И жизнь с поэзией слила
Свои движения живые.
Я сердцем жил. Я жизнь любил,
Мой путь усыпан был цветами,
И я веселыми устами
Мою судьбу благословил.

Но вдруг вокруг меня завыла
Напастей буря, и с чела
Венок прекрасный сорвала
И цвет за цветом разронила.
Все, что любил, я схоронил
Во мраке двух родных могил.
Живой мертвец между живыми,
Я отдыхал лишь на гробах.
Красноречив мне был их прах,
И я сроднился сердцем с ними.

Дни одиночества текли,
Как дни невольника. Печали,
Как глыбы гробовой земли,
На грудь болезненно упали.
Мне тяжко было. Тщетно я
В пустыне знойного страданья
Искал струи воспоминанья:
Горька была мне та струя!
Она души не услаждала,
А жгла, томила и терзала.
Хотя бы слез ниспал поток
На грудь, иссохшую в печали;
Но тщетно слез глаза искали,
И даже плакать я не мог!

Но были дни: в душе стихало
Страданье скорби. Утро дня
В душевной ночи рассветало,
И жизнь сияла для меня.
Мечтой любви, мечтой всесильной
Я ниспускался в мрак могильный,
Труп милый обвивал руками,
Сливал уста с ее устами
И воплем к жизни вызывал.
И жизнь на зов мечты являлась,
В забвенье страсти мне казалось -
Дышала грудь, цвели уста
И в чудном блеске открывалась
Очей небесных красота...
Я плакал сладкими слезами,
Я снова жил и жизнь любил,
И, убаюканный мечтами,
Хотя обманом счастлив был.

Декабрь... Сугробы на дворе...
Я помню вас и ваши речи;
Я помню в снежном серебре
Стыдливо дрогнувшие плечи.

В марсельских белых кружевах
Вы замечтались у портьеры:
Кругом на низеньких софах
Почтительные кавалеры.

Лакей разносит пряный чай...
Играет кто-то на рояли...
Но бросили вы невзначай
Мне взгляд, исполненный печали.

И мягко вытянулись,- вся
Воображенье, вдохновенье,-
В моих мечтаньях воскреся
Невыразимые томленья;

И чистая меж нами связь
Под звуки гайдновских мелодий
Рождалась... Но ваш муж, косясь,
Свой бакен теребил в проходе...
       __________

Один - в потоке снеговом...
Но реет над душою бедной
Воспоминание о том,
Что пролетело так бесследно.

За окном, у ворот
Вьюга завывает,
А на печке старик
Юность вспоминает.

"Эх, была-де пора,
Жил, тоски не зная,
Лишь кутил да гулял,
Песни распевая.

А теперь что за жизнь?
В тоске изнываю
И порой о тех днях
С грустью вспоминаю.

Погулял на веку,
Говорят, довольно.
Размахнуть старину
Не дают раздолья.

Полно, дескать, старик,
Не дури ты много,
Твой конец не велик,
Жизнь твоя у гроба.

Ну и что ж, покорюсь, -
Видно, моя доля.
Придет им тоже час
Старческого горя".

За окном, у ворот
Вьюга завывает,
А на печке старик
С грустью засыпает.

      Посвящается Л. Д. Блок

Задумчивый вид:
Сквозь ветви сирени
сухая известка блестит
запущенных барских строений.

Всё те же стоят у ворот
чугунные тумбы.
И нынешний год
всё так же разбитые клумбы.

На старом балкончике хмель
по ветру качается сонный,
да шмель
жужжит у колонны.

Весна.
На кресле протертом из ситца
старушка глядит из окна.
Ей молодость снится.

Всё помнит себя молодой —
как цветиком ясным, лилейным
гуляла весной
вся в белом, в кисейном.

Он шел позади,
шепча комплименты.
Пылали в груди
ее сантименты.

Садилась, стыдясь,
она вон за те клавикорды.
Ей в очи, смеясь,
глядел он, счастливый и гордый.

Зарей потянуло в окно.
Вздохнула старушка:
«Всё это уж было давно!..»
Стенная кукушка,
хрипя,
кричала.
А время, грустя,
над домом бежало, бежало.

Задумчивый хмель
качался, как сонный,
да бархатный шмель
жужжал у колонны.

Как живы в памяти моей
Мои младенческие лета,
Когда вдали от шума света
Я возрастал среди полей,
Среди лесов и гор высоких
И рек широких и глубоких,
Когда в невинной простоте
На лоне матери природы,
Среди младенческой свободы,
Вослед играющей мечты,
Я наслаждался жизнью полной,
Как наших рек могучих волны.
О, как священны те места,
На них печать воспоминанья,
И легче наши нам страданья
И бремя тяжкого креста,
Когда нам память представляет
Картину прошлых первых лет;
Как дорог всякий там бывает
Для сердца нашего предмет.
Воспоминание святое!
Как живо помню я тебя,
О время детства золотое,
Деревню нашу и себя,
Когда, беспечный друг забавы,
Я был природы целой друг
И не тревожили мой дух
Мечты бессмертия и славы.
Не всё же время унесло!
Я помню тихое село,
Тебя я помню, двор обширный,
С зеленым бархатным ковром,
Тебя я помню, дом наш мирный,
Довольства и веселья дом.
И садик наш уединенный,
Где я так часто, восхищенный,
Цветы сажал и поливал!

Я помню золотые нивы -
Их ветр приветно лобызал,
И земледел трудолюбивый
Серпом златые волны жал.
Я помню рощу, где березы
Шумят тенистою главой
И где роса, как неба слезы,
Блестит алмазной красотой,
Там грусть задумчивая бродит,
Шумят леса - о этот шум!
О, сколько он теперь наводит
Мне грустных и приятных дум.
Мне что-то слышно в нем родное
И непонятное - былое,
Он что-то хочет мне сказать,
Он хочет мне напоминать,
О чем - не знаю, но порою
Люблю в тени густых лесов
Внимать тебе, о шум дерев,
С какой-то сладкою тоскою.
О, кто же разгадает мне,
О чем сей шум напоминает,
О чем так сладко напевает, -
Не о родной ли стороне?
Вот те места, куда желанье
Души моей меня влечет,
И на крылах воспоминанья
Я направляю свой полет.
Я обозрел их с грустным чувством,
Я повторил в душе моей
Картину невозвратных дней -
Как мог, как видел без искусства.
О, как прелестно предо мной
Мое прошедшее предстало,
Какою чистой красотой,
Какою радостью сияло.
Я должен был сказать: прошло,
Тебе не возвратиться боле
Навек, навек - и поневоле
Не плакать сердце не могло.
Но мне осталось утешенье:
Бог человеку даровал
Такое чувство, что мученье
И радость с ним он сочетал.
Оно сопутница страданья,
Оно всё время прошлых дней
Нам представляет у людей,
Его зовут - "воспоминанье".

Как тиха эта ночь! Всё сидел бы без дум,
   Да дышал полной грудью, да слушал.
И боишься, чтоб говор какой или шум
   Этот чудный покой не нарушил.
Но покоя душе моей нет! Его прочь
      Гонит дума печальная...
   Мне иная припомнилась ночь —
      Роковая, прощальная...

   В эту ночь — о, теперь, хоть теперь,
   Когда кануло всё без возврата,
   Когда всё так далёко, поверь,
   Я люблю тебя нежно и свято!—
Мы сидели одни. Бледный день наступал,
   Догорали ненужные свечи.
   Я речам твоим жадно внимал...
   Были сухи и едки те речи.

То сарказмом звучали, иронией злой,
То, как будто ища мне мучения нового,
   Замолкали искусно порой,
   Чтоб не дать объясненья готового.
В этот миг я бы руки с мольбою простер:
   «О, скажи мне хоть слово участья,
   Брось, как прежде, хоть ласковый взор,—
   Мне иного не надобно счастья!»

   Но обида сковала язык,
   Головой я бессильно поник.
Всё, что гордостью было, в душе подымалося;
Всё, что нежностью было, беспомощно сжалося,
   А твой голос звучал торжеством
   И насмешкой терзал ядовитою
   Над моим помертвелым лицом
   Да над жизнью моею разбитою...

Когда в полночной тишине
Мелькнет крылом и крикнет филин,
Ты вдруг прислонишься к стене,
Волненьем сумрачным осилен.

О чем напомнит этот звук,
Загадка вещая для слуха?
Какую смену древних мук,
Какое жало в недрах духа?

Былое память воскресит,
И снова с плачем похоронит
Восторг, который был открыт
И не был узнан, не был понят.

Тот сон, что в жизни ты искал,
Внезапно сделается ложным,
И мертвый черепа оскал
Тебе шепнет о невозможном.

Ты прислоняешься к стене,
А в сердце ужас и тревога,
Так страшно слышать в тишине
Шаги неведомого бога.

Но миг! И, чуя близкий плен,
С душой, отдавшейся дремоте,
Ты промелькнешь средь белых пен
В береговом водовороте.

Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень,
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
И, с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу, и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,-
Но строк печальных не смываю.

Кто отдаст мне молодость, время незабвенное,
          Время наслажденья? -
Ты, воспоминание, чувство драгоценное,
          Чувство утешения!
Я стою задумчивый: ты лучом живительным
          Гонишь мрак минувшего -
И картины тянутся призраком пленительным
          Счастия мелькнувшего!
Время их окутало сумрачною дымкою,
          Многое скрывается...
Горесть в душу бедную входит невидимкою,
          Сердце надрывается!
Это слезы радости, это слезы сладкие
          Милого свидания:
От скупого времени я хожу украдкою
          В мир воспоминания;
У Сатурна старого там оно, игривое,
          Крадет дни минувшие,
И страдальцу видятся времена, счастливые,
          Радости уснувшие.
Снова вижу деву я в тишине, торжественной,
          В дымке фантастической;
Снова слышу голос я девы той божественной,
          Голос мелодический!
И стремлюся радостно я к мечте таинственной,
          По пути страдания;
Верный друг идет со мной, спутник мой единственный -
          Ты, Воспоминание...

Мечты! - повсюду вы меня сопровождали
И мрачный жизни путь цветами устилали!
Как сладко я мечтал на Гейльсбергских полях,
Когда весь стан дремал в покое
И ратник, опершись на копие стальное,
Смотрел в туманну даль! Луна на небесах
Во всем величии блистала
И низкий мой шалаш сквозь ветви освещала;
Аль светлый чуть струю ленивую катил
И в зеркальных водах являл весь стан и рощи;
Едва дымился огнь в часы туманной нощи
Близ кущи ратника, который сном почил.
О Гейльсбергски поля! О холмы возвышенны!
Где столько раз в ночи, луною освещенный,
Я, в думу погружен, о родине мечтал;
О Гейльсбергски поля! В то время я не знал,
Что трупы ратников устелют ваши нивы,
Что медной челюстью гром грянет с сих холмов,
Что я, мечтатель ваш счастливый,
На смерть летя против врагов,
Рукой закрыв тяжелу рану,
Едва ли на заре сей жизни не увяну... -
И буря дней моих исчезла как мечта!..
Осталось мрачно вспоминанье...
Между протекшего есть вечная черта:
Нас сближит с ним одно мечтанье.
Да оживлю теперь я в памяти своей
Сию ужасную минуту,
Когда, болезнь вкушая люту
И видя сто смертей,
Боялся умереть не в родине моей!
Но небо, вняв моим молениям усердным,
Взглянуло оком милосердным:
Я, Неман переплыв, узрел желанный край,
И, землю лобызав с слезами,
Сказал: "Блажен стократ, кто с сельскими богами,
Спокойный домосед, земной вкушает рай
И, шага не ступя за хижину убогу,
К себе богиню быстроногу
В молитвах не зовет!
Не слеп ко славе он любовью,
Не жертвует своим спокойствием и кровью,
Могилу зрит свою и тихо смерти ждет".

Над пучиной в полуденный час
Пляшут искры, и солнце лучится,
И рыдает молчанием глаз
Далеко залетевшая птица.

Заманила зеленая сеть
И окутала взоры туманом,
Ей осталось лететь и лететь
До конца над немым океаном.

Прихотливые вихри влекут,
Бесполезны мольбы и усилья,
И на землю ее не вернут
Утомленные белые крылья.

И когда я увидел твой взор,
Где печальные скрылись зарницы,
Я заметил в нем тот же укор,
Тот же ужас измученной птицы.

О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
	Не говори с тоской: их нет;
	Но с благодарностию: были.

Прошли, прошли вы, дни очарованья!
Подобных вам уж сердцу не нажить!
Ваш след в одной тоске воспоминанья!
Ах! лучше б вас совсем мне позабыть!

К вам часто мчит привычное желанье -
И слез любви нет сил остановить!
Несчастие - об вас воспоминанье!
Но более несчастье - вас забыть!

О, будь же грусть заменой упованья!
Отрада нам - о счастье слезы лить!
Мне умереть с тоски воспоминанья!
Но можно ль жить,- увы! и позабыть!

Теперь октябрь не тот,
Не тот октябрь теперь.
В стране, где свищет непогода,
Ревел и выл
Октябрь, как зверь,
Октябрь семнадцатого года.

Я помню жуткий
Снежный день.
Его я видел мутным взглядом.
Железная витала тень
«Над омраченным Петроградом».

Уже все чуяли грозу,
Уже все знали что-то,
Знали,
Что не напрасно, знать, везут
Солдаты черепах из стали.

Рассыпались...
Уселись в ряд...
У публики дрожат поджилки...
И кто-то вдруг сорвал плакат
Со стен трусливой учредилки.

И началось...
Метнулись взоры,
Войной гражданскою горя,
И дымом пламенной «Авроры»
Взошла железная заря.

Свершилась участь роковая,
И над страной под вопли «матов»
Взметнулась надпись огневая:
«Совет Рабочих Депутатов».

            Отрывок

.......................
Я чувствую, мой дар в Поэзии погас,
И Муза пламенник небесный потушила;
        Печальна опытность открыла
        Пустыню новую для глаз.
Туда влечёт меня осиротелый Гений,
В поля бесплодные, в непроходимы сени.
Где счастья нет следов,
Ни тайных радостей, неизъяснимых снов,
Любимцам Фебовым от юности известных,
Ни дружбы, ни любви, ни песней Муз прелестных,
Которые всегда душевну скорбь мою,
Как лотос, силою волшебной врачевали.
        Нет, нет! себя не узнаю
        Под новым бременем печали!
Как странник, брошенный на брег из ярых волн,
Встаёт и с ужасом разбитый видит чёлн,
Рукою трепетной он мраки вопрошает,
Ногой скользит над пропастями он,
        И ветер буйный развевает
Молений глас его, рыдания и стон... —
На крае гибели так я зову в спасенье
        Тебя, последняя надежда, утешенье!
        Тебя, последний сердца друг!
Средь бурей жизни и недуг
Хранитель ангел мой, оставленный мне Богом!..
Твой образ я таил в душе моей залогом
Всего прекрасного... и благости Творца.
Я с именем твоим летел под знамя брани
        Искать иль славы, иль конца.
В минуты страшные чистейши сердца дани
Тебе я приносил на Марсовых полях:
И в мире, и в войне, во всех земных краях
Твой образ следовал с любовию за мною;
С печальным странником он неразлучен стал.
Как часто в тишине, весь занятый тобою,
В лесах, где Жувизи гордится над рекою,
И Сейна по цветам льёт сребренный кристал
Как часто средь толпы и шумной и беспечной,
В столице роскоши, среди прелестных жен,
Я пенье забывал волшебное Сирен
И о тебе одной мечтал в тоске сердечной.
        Я имя милое твердил
        В прохладных рощах Альбиона
И эхо называть прекрасную учил
        В цветущих пажитях Ричмона.
Места прелестные и в дикости своей,
О, камни Швеции, пустыни Скандинавов,
Обитель древняя и доблести и нравов!
Ты слышала обет и глас любви моей,
Ты часто странника задумчивость питала,
Когда румяная денница отражала
И дальные скалы гранитных берегов,
И села пахарей, и кущи рыбаков
        Сквозь тонки, утренни туманы
На зеркальных водах пустынной Троллетаны.
...........................

Жаль, что дни проходят скоро! 
К возвращенью время близко. 
Снова, небо скрыв от взора, 
Тучи там повиснут низко. 
       
Ночью, в дождь, слезами словно 
Обольются там окошки; 
А на улице безмолвной, 
Дребезжа, проедут дрожки; 
       
Да очнувшись: вора нет ли,- 
Стукнет палкой дворник сонный; 
Да визжать на ржавой петле 
Будет крендель золоченый... 

	Воспоминаньями смущенный,
	Исполнен сладкою тоской,
Сады прекрасные, под сумрак ваш священный
	Вхожу с поникшею главой.
Так отрок библии, безумный расточитель,
До капли истощив раскаянья фиал,
Увидев наконец родимую обитель,
	Главой поник и зарыдал.

	В пылу восторгов скоротечных,
	В бесплодном вихре суеты,
О, много расточил сокровищ я сердечных
	За недоступные мечты,
И долго я блуждал, и часто, утомленный,
Раскаяньем горя, предчувствуя беды,
Я думал о тебе, предел благословенный,
	Воображал сии сады.

	Воображаю день счастливый,
	Когда средь вас возник лицей,
И слышу наших игр я снова шум игривый
	И вижу вновь семью друзей.
Вновь нежным отроком, то пылким, то ленивым,
Мечтанья смутные в груди моей тая,
Скитаясь по лугам, по рощам молчаливым,
	Поэтом забываюсь я.

	И въявь я вижу пред собою
	Дней прошлых гордые следы.
Еще исполнены великою женою,
         Ее любимые сады
Стоят населены чертогами, вратами,
Столпами, башнями, кумирами богов
И славой мраморной, и медными хвалами
	Екатерининских орлов.

	Садятся призраки героев
	У посвященных им столпов,
Глядите; вот герой, стеснитель ратных строев,
	Перун кагульских берегов.
Вот, вот могучий вождь полунощного флага,
Пред кем морей пожар и плавал и летал.
Вот верный брат его, герой Архипелага,
	Вот наваринский Ганнибал.


	Среди святых воспоминаний
	Я с детских лет здесь возрастал,
А глухо между тем поток народной брани
	Уж бесновался и роптал.
Отчизну обняла кровавая забота,
Россия двинулась и мимо нас летят
И тучи конные, брадатая пехота,
	И пушек медных светлый ряд.
           ______________

	На юных ратников взирали,
	Ловили брани дальний звук
И детские лета и . . . . .  проклинали
	И узы строгие наук.
И многих не пришло. При звуке песней новых
Почили славные в полях Бородина,
На кульмских высотах, в лесах Литвы суровых,
         Вблизи Монмартра . . . . . .

Медленные строки

О тихий Амстердам
С певучим перезвоном
Старинных колоколен!
Зачем я здесь - не там,
Зачем уйти не волен,
О тихий Амстердам,
К твоим церковным звонам,
К твоим, как бы усталым,
К твоим, как бы забытым,
Загрезившим каналам,
С безжизненным их лоном,
С закатом запоздалым,
И ласковым, и алым,
Горящим здесь и там,
По этим сонным водам,
По сумрачным мостам,
По окнам и по сводам
Домов и колоколен,
Где, преданный мечтам,
Какой-то призрак болен,
Упрек сдержать не волен,
Тоскует с долгим стоном,
И вечным перезвоном
Поет и здесь и там...
О тихий Амстердам!
О тихий Амстердам!

Однообразно и печально
Шли годы детства моего:
Я помню дом наш деревянный,
Кусты сирени вкруг него,
Подъезд, три комнаты простые
С балконом на широкий двор,
Портретов рамы золотые,
Разнохарактерный узор
Причудливых изображений
На белом фоне потолков -
Счастливый плод воображенья
Оригинальных маляров,
Лампадку перед образами,
Большой диван и круглый стол,
На нем часы, стакан с цветами,
Под ним узорчатый ковер...
С каким восторгом я встречал
Час утра летнею порою,
Когда над сонною землею
Восток безоблачный пылал
И золотистыми волнами,
Под дуновеньем ветерка,
Над полосатыми полями
Паров вставали облака!
С какой-то тайною отрадой
Глядел я на лазурь небес,
На даль туманную и лес
С его приветливой прохладой,
На цепь курганов и холмов,
На блеск и тень волнистой нивы,
На тихо спящие заливы
В зеленых рамах берегов.
Дитя степей, дитя свободы,
В пустыне рос я сиротой,
И для меня язык природы
Одной был радостью святой...
Зато как скучен я бывал,
Когда сырой туман осенний
Поля и дальние деревни,
Как дым свинцовый, одевал,
Когда деревья обнажались
И лился дождь по целым дням,
Когда в наш дом по вечерам
Соседи шумные сбирались,
Бранили вечный свой досуг,
Однообразный и ленивый,
А самовар, как верный друг,
Их споры слушал молчаливо
И пар струистый выпускал
Иль вдруг на их рассказ бессвязный
Какой-то музыкою странной,
Как собеседник, отвечал...
В ту пору, скукою томимый,
От шума их я уходил
И ночь за книгою любимой,
Забытый всеми, проводил,
Иль слушал няни устарелой
О блеске чудных царств и гор
Одушевленный разговор
Во мраке залы опустелой.

О память прежних дней приятных! 
Проникни в томну, слабу мысль 
И прежних случаев превратных 
Прошедших радостей исчисль. 

Когда весна моя блистала, 
Сбирал я майские плоды. 
Душа, как роза, расцветала! 
Не знав, что горесть, что беды. 

Бывало, с милою Авророй 
Встречал я первый Фебов въезд 
И в мысли восхищенной, скорой 
Сиял, как искра в куче звезд. 

Бывало, разных птичек пенье 
И громкий голос соловья, 
Шум водопадов, их стремленье 
Внимал с живейшим чувством я. 

Бывало, пляски, хороводы 
Веселых, добрых поселян -- 
Где без искусства вид природы 
Для блага общего им дан -- 

Меня в младенчестве питали! 
Я с ними радости делил, 
Резвились -- пели и играли,-- 
Кто прожил так, тот прямо жил. 

Когда же время злобным взором 
Из туч на смертный взглянет род, 
Бореи гневные собором 
Откроют осени приход; 

Когда дождь мелкий, ядовитый 
Лишит одежды шумный лес 
И солнце, бросив луч сердитый, 
Сокроется среди небес, -- 

Бывало, несмотря на стужу, 
На мрачность всех осенних дней, 
Весельем грусть обезоружу, 
Не потеряв весны своей. 

В спокойном, тихом кабинете, 
Меж граций, меж приятных муз, 
Забыв, как мучатся в сем свете, 
Таскают всех печалей груз,-- 

Беспечно в книгах зарываясь, 
Я с пылким чувством зрел красы, 
Поэзьей нежною пленяясь, 
Я ей лишь посвящал часы. 

Или в исторьи древних веков 
Летел к протекшим временам; 
Зрел римлян, египтян и греков, -- 
Как будто с ними жил я там. 

Потом пущусь гулять по свету, 
За книгой обтеку весь мир. 
Или в романах без предмету 
Влюблялся в тысячу Пленир! 

С живым воображеньем -- вольным, 
Бывало, как орел, парил; 
И, будучи собой довольным, 
В себе всё благо находил. 

Когда ж мое уединенье 
Возьмет унылый, мрачный вид,-- 
Оставя кабинет, и чтенье, 
И зданье древних пирамид,-- 

Скачу на бал богатый, пышный, 
Где нектар из сосудов бьет 
И где умеренность -- гость лишний. 
Где роскошь царствует, живет. 

Там, с нимфами в кругу резвяся, 
Себя Парисом вображал; 
И, всеми до одной прельстяся, 
Мое всем сердце отдавал. 

Бывало, и они смотрели 
Из рук прелестных на меня; 
Желали!.. но сказать не смели, 
Свои стыдливости кляня! 

Куда ж девались прежни силы? 
Румяность свежих, алых щек? 
На мне вид бледный и унылый; 
Мой, видно, красный день протек. 

Уж я расстался с розой нежной, 
Согбен под тяжестью зимы! 
С главою дряхлой, белоснежной 
Являю скорбь ужасной тьмы. 

О молодость! о дар бесценный! 
Почто ты вянешь, как цветок? 
Едва мелькнешь -- то червь презренный 
Твой подъедает корешок. 

Болезнь тягчит меня пятою 
И жнет моих остаток лет; 
Моей мучительной слезою 
Себе протаптывает след. 

Чтобы привесть скорей ко гробу, 
Чтоб слабый дух исторгнуть мой, -- 
Болезнь! где ты окончишь злобу? -- 
Увы! -- под гробовой доской! 

Когда творец лучом блестящим 
Природу всю развеселит, 
Бореям хладным и шумящим 
Сокрыться всем в горах велит; 

Когда наместо их зефиры 
Начнут прохладно, нежно дуть; 
Когда все твари, томны, сиры, 
Успеют с радостью вздохнуть, -- 

На посох свой облокотяся 
И с помощью дрожащих ног, 
От слабости к земле склоняся, 
Иду в небесный я чертог. 

Там, сев под липой мрачной, мшистой, 
Что в юности со мной росла, 
Смотрю на водопад кремнистый -- 
В нем та же живость, что была. 

А мой источник жизни бренной 
Сквозь камни с быстротой не бьет,-- 
Иссох в ущелине подземной, 
Единый червь его сосет. 

Я слышу птичек хор согласный, 
Но сердце слабо к чувствам сим. 
Где ты, луч младости прекрасной? 
Где ты, зари прелестный сын? 

Тебя мои не встретят очи, 
Твой блеск сокрыт от стариков! 
Померк! -- как день в печальной ночи 
Исчез! -- в тумане всех веков. 

Куда ни обернусь -- всё то же; 
Всё прежний восприяло вид; 
Всё сделалось опять моложе, 
Всё той же красотой блестит. 

А человек чуть-чуть вспомянет 
Про свой весенний прежний цвет; 
Средь осени куда ни взглянет -- 
Но уж весны он не найдет! 

Найдет! -- и день он встретит майской, 
Проглянет луч на небесах. 
Дождусь конца с надеждой райской! 
Чрез смерть к бессмертью только шаг. 

      Элегия

                              Посвящается Н.М. Р<ылеев>ой

Еще ли в памяти рисуется твоей
С такою быстротой промчавшаяся младость, -
Когда, Дорида, мы, забыв иных людей,
Вкушали с жаждою любви и жизни сладость?..
Еще ли мил тебе излучистый ручей
          И струй его невнятный лепет,
     Зеленый лес, и шум младых ветвей,
          И листьев говорящий трепет, -
     Где мы одни с любовию своей
     Под ивою ветвистою сидели:
Распростирала ночь туманный свой покров,
Терялся вдалеке чуть слышный звук свирели,
     И рог луны глядел из облаков,
И струйки ручейка журчащие блестели...
          Луны сребристые лучи
          На нас, Дорида, упадали
     И что-то прелестям твоим в ночи
     Небесное земному придавали:
          Перерывался разговор,
          Сердца в восторгах пылких млели,
     К устам уста, тонул во взоре взор,
И вздохи сладкие за вздохами летели.
          Не знаю, милая, как ты,
     Но я не позабуду про былое:
Мне утешительны, мне сладостны мечты,
Безумство юных дней, тоска и суеты;
     И наслаждение сие немое
     Так мило мне, как запах от левкоя,
Как первый поцелуй невинной красоты.

      1. Рассвет

     Мне детство предстает, как в утреннем тумане
Долина мирная. Под дымчатый покров,
Сливаясь, прячутся среди прохлады
Леса зеленые и линии холмов,
А утро юное бросает в ликованье
Сквозь клубы сизые румяное сиянье.
     Все образы светлы, и все неуловимы.
Знакомого куста тревожно ищет взор,
Подслушать хочется, как шепчет лист незримый
Студеный ключ ведет знакомый разговор;
Но смутно все... Душа безгрешный сон лелеет,
Отвсюду свежесть ей благоуханно веет.
[1854-1855]

      2. Лес

     На горной крутизне я помню шумный лес,
     Веками взрощенный в торжественности дикой,
И там был темный грот между корней древес,
Поросший влажным мхом и свежей повиликой.
     Его тенистый свод незримо пробивая,
Студеный падал ключ лепечущей струей...
Ребенком, помнится, здесь летнею порой
В безмолвной праздности я сиживал, внимая.
     Тонули шелесты, и каждый звук иль шум
В широком ропоте лесного колыханья,
И смутным помыслом объят был детский ум
Средь грез таинственных и робкого желанья.
[2 мая — 14 октября 1857]

      3. Кривая береза

     У нас в большом лесу глубокий был овраг
С зеленым дном из трав, а кверху в свежих силах
Рос густолиственно орешник и дубняк,
Приют певучих птиц и мух прозрачнокрылых.
     А через весь овраг, начав с кривых корней,
Береза белая, клонясь дугою гибкой,
Шептала листьями повиснувших ветвей
И гнулась на тот край к земле вершиной зыбкой,
     О, как же я любил вдоль по ее спине,
Цепляяся, всползать до самой середины,
И там, качаяся в воздушной вышине,
Смотреть на свет и тень в сырую глубь стремнины!
[Июль—август 1859]

      4. Две любви

     Я помню барышню в семействе нам родном —
То было юное и стройное созданье
С весенним голосом, приветливым лицом,
Радушно отроку дарившее вниманье.
     С благоговением я на нее смотрел,
Блаженствуя в мечтах стыдливых и спокойных;
Но образ мною всем иной тогда владел —
То женщина была в поре томлений знойных,
     Прикосновенье к ней, привет ее
И ласка мягкая, и долгое лобзанье
Рождали тайный жар в ребяческой крови,
На млеющих устах стеснялося дыханье...
[Июль—август 1859]

      5. Первая дружба

     Я помню отрока с кудрявой головой,
С большими серыми и грустными глазами...
Тропой росистою мы шли с горы крутой,
В тумане за рекой был город перед нами,
     И дальний колокол кого-то звал к мольбе;
А мы, обнявшися, при утренней деннице,
Мы дружбы таинство поведали себе,
И чистая слеза блеснула на реснице.
     Расстались мы детьми... Не знаю, жив ли он...
Но дружбы первый миг храню я и доныне
В воспоминании — как мой весенний сон,
Как песнь сердечную, подобную святыне.
[Июль—август 1859]

      6. Новый Год

     То было за полночь на самый Новый год,
А я один без сна лежал в моей постели
И слушал тишины дыхание и ход...
Лучи лампадные в бродячей тьме блестели.
     В окно виднелся двор; он был и пуст и тих,
По снегу белому с небес луна мерцала...
И мне пришел на ум мой первый робкий стих,
И рифма, как струи падение, звучала.
     Я сердце посвящал задумчивой тоске,
В моем едва былом ловил напев унылый,
А мысль какой-то свет искала вдалеке,
И звали к подвигам неведомые силы.
[1859]

      7. Дувр

     У моря шумного, на склоне белых скал,
Где слышны вечных волн таинственные пени,
В унылой памяти я тихо вызывал
Моих прошедших дней исчезнувшие тени,
     Из отдаленных мест, из смолкнувших времен
Они передо мной, ласкаясь, возникали,
И я, забывшися, поник в блаженный сон
Про счастье детское и детские печали,

     О! погодите же, вживитесь в жизнь мою —
Давно минувшего приветливые тени!..
Но вы уноситесь... и я один стою
И слышу вечных волн тоскующие пени.
[Июль—август 1859]

Не ночь, не звезды, не морская пена, -
Нет, в памяти доныне, как живой,
Мышастый ослик шествует степенно
По раскаленной крымской мостовой.

Давно смирен его упрямый норов:
Автомобиль прижал его к стене,
И рдеет горка спелых помидоров
В худой плетенке на его спине.

А впереди, слегка раскос и черен,
В одних штанишках, рваных на заду,
Бритоголовый толстый татарчонок,
Спеша, ведет осленка в поводу.

Между домов поблескивает море,
Слепя горячей синькою глаза.
На каменном побеленном заборе
Гуляет бородатая коза.

Песок внизу каймою пены вышит,
Алмазом блещет мокрое весло,
И валуны лежат на низких крышах,
Чтоб в море крыши ветром не снесло.

А татарчонку хочется напиться.
Что Крым ему во всей его красе?
И круглый след ослиного копытца
Оттиснут на асфальтовом шоссе.

Печальный день... В душе уныло...
Один брожу по лесу я.
Безмолвен ум, и слабы силы...
Пойду и сяду у ручья...

Там я любил глядеть когда-то,
Как струйки чистые блестят,
Как вдалеке лучи заката
Верхи деревьев золотят.
Там всё приволье и свобода,
Там всюду жизнь ключом кипит,
И, верно, вольная природа
Мой ум усталый оживит.
Но и ручей, когда-то милый,
Сегодня чужд душе моей.
Мне веет холодом могилы
И от лесов, и от полей...
Здесь всё кругом полно отравой,
И только чудится лишь мне,
Что надо мной орел двуглавый
Парит в туманной вышине.

Всего стихотворений: 35

Количество обращений к теме стихотворений: 12736