Стихотворения русских поэтов про Москву на одной странице

Мои мечты и силы молодые
Одной тебе я отдал, посвятя;
Судьбой своей чудесной в дни былые
Как сильно ты тревожила дитя!
Всю жизнь свою останусь я с тобою,
А ты сияй бессмертной красотою.

Москва!.. Сколько гнева и боли
Скопилось, Родная Земля,
В молчаньи твоих колоколен,
В тяжелом дыханьи Кремля...

И чудится мне из тумана
Улыбка батыевых губ,
И посох царя Иоанна,
И гром бонапартовых труб.

И снова кремлевы святыни
Согнулись под гнетом оков...
Но встанут Пожарский и Минин
Из дрогнувших гневом гробов!

Москва, в эти дни крестной страды
Помилуй свой край и спаси, –
Зажженная Богом лампада
Пред ликом распятой Руси!..

                                    Ел. Шварцбах-Молчановой
        
Люблю тебя, Москва; твои соборы 
И Кремль с бойницами на вековой стене... 
Часовен старых ряд напоминает мне 
Всегда -- былой Москвы цветистые уборы. 
В Успенском слушать Чудовские хоры 
В богослуженья чуткой тишине, 
В кадильном дыме грезить, как во сне 
О том, что здесь когда-то были боры... 
А после всенощной уйти на косогоры, 
Купаться в мыслях, как плотва в Москве, 
А дома ночью, занавесив сторы 
Прясть кружева из грез на сказочной канве 
И гриднем удалым в девичие затворы 
Входить презревши мамок уговоры 

Предо мной Иван Великий,
Предо мною - вся Москва.
Кремль-от, Кремль-от, погляди-ка!
Закружится голова.
Русской силой так и дышит...
Здесь лилась за веру кровь;
Сердце русское здесь слышит
И спасенье, и любовь.
Старине святой невольно
Поклоняется душа...
Ах, Москва, родная, больно
Ты мила и хороша!

В Москву, в Москву!.. В тот город столь знакомый,
Где родилась, где вырастала я;
Откуда ум, надеждою влекомый,
Рвался вперед, навстречу бытия;
Где я постичь, где я узнать старалась
Земную жизнь; где с собственной душой
Свыкалась я; где сердце развивалось,
Где слезы первые пролиты были мной!

В Москву, в Москву!.. Но глушь уединенья
Найду я там, где сиротство мое
Взросло в семье большой... Но в запустенье
Превращено бывалое жилье,
Но нет следов минувших отношений...
Года прошли, - родные и друзья
Рассеяны; - их разных направлений
Теперь не доищусь, не допытаюсь я!

В Москву, в Москву!.. Душа при этом слове
Не задрожит, не вспыхнет, не замрет;
И нет у ней привета наготове
Для родины; и сердце не поет
Возврата песнь. Я чту и уважаю
Наш древний кремль и русской славы гул,
Я старину люблю и понимаю, -
Но город без друзей мне холод в грудь вдохнул.

Есть край другой... туда мои желанья,
Мои мечты всегда устремлены;
Там жизни блеск и все очарованья
Познала я... там сердцем скреплены;
По выбору, все узы дружбы сладкой;
Там несколько прожито светлых дней;
Там счастие заманчивой загадкой
Мерещится вдали душе моей.

Теперь в Москву! Могилам незабвенным
Свой долг отдать, усопших помянуть
И о живых, по взморьям отдаленным
Разметанных, подумать и вздохнуть!
И бог-то весть! - быть может, невзначайно
Судьба и там порадует меня,
И счастлива свершеньем думы тайной,
На родине родное встречу я!

О! как пуста, о! как мертва
Первопрестольная Москва!..
Ее напрасно украшают,
Ее напрасно наряжают...
Огромных зданий стройный вид,
Фонтаны, выдумка Востока,
Везде чугун, везде гранит,
Сады, мосты, объем широкий
Несметных улиц,- все блестит
Изящной роскошью, все ново,
Все жизни ждет, для ней готово...
Но жизни нет!.. Она мертва,
Первопрестольная Москва!
С домов боярских герб старинный
Пропал, исчез... и с каждым днем
Расчетливым покупщиком
В слепом неведенье, невинно,
Стираются следы веков,
Следы событий позабытых,
Следы вельможей знаменитых,-
Обычай, нравы, дух отцов -
Все изменилось!.. Просвещенье
И подражанье новизне
Уж водворили пресыщенье
На православной стороне.
Гостеприимство, хлебосольство,
Накрытый стол и настежь дверь
Преданьем стали... и теперь
Витийствует многоглагольство
На скучных сходбищах, взамен
Веселья русского. Все глухо,
Все тихо вдоль кремлевских стен,
В церквах, в соборах; и для слуха
В Москве отрада лишь одна
Высокой прелести полна:
Один глагол всегда священный,
Наследие былых времен,-
И как сердцам понятен он,
Понятен думе умиленной!
То вещий звук колоколов!..
То гул торжественно-чудесный,
Взлетающий до облаков,
Когда все сорок сороков
Взывают к благости небесной!
Знакомый звон, любимый звон,
Москвы наследие святое,
Ты все былое, все родное
Напомнил мне!.. Ты сопряжен
Навек в моем воспоминанье
С годами детства моего,
С рожденьем пламенных мечтаний
В уме моем. Ты для него
Был первый вестник вдохновенья;
Ты в томный трепет, в упоенье
Меня вседневно приводил;
Ты поэтическое чувство
В ребенке чутком пробудил;
Ты страсть к гармонии, к искусству
Мне в душу пылкую вселил!..
И ныне, гостьей отчужденной
Когда в Москву вернулась я,-
Ты вновь приветствуешь меня
Своею песнию священной,
И лишь тобой еще жива
Осиротелая Москва!!.

Всё б глаз не отрывать от города Петрова,
гармонию читать во всех его чертах
и думать: вот гранит, а дышит, как природа…
Да надобно домой. Перрон. Подъезд. Чердак.

Былая жизнь моя – предгорье сих ступеней.
Как улица стара, где жили повара.
Развязно юн пред ней пригожий дом столетний.
Светает, а луна трудов не прервала.

Как велика луна вблизи окна. Мы сами
затеяли жильё вблизи небесных недр.
Попробуем продлить привал судьбы в мансарде:
ведь выше — только глушь, где нас с тобою нет.

Плеск вечности в ночи подтачивает стены
и зарится на миг, где рядом ты и я.
Какая даль видна! И коль взглянуть острее,
возможно различить границу бытия.

Вселенная в окне — букварь для грамотея,
читаю по складам и не хочу прочесть.
Объятую зарей, дымами и метелью,
как я люблю Москву, покуда время есть.

И давешняя мысль — не больше безрассудства.
Светает на глазах, всё шире, всё быстрей.
Уже совсем светло. Но, позабыв проснуться,
простёр Тверской бульвар цепочку фонарей.

Лунного облика
   отблеск медлительный
      близко-далек.

Снег ослепляющий
   белым безмолвием
      горы облек.

Сад не шелохнется.
   Стройные тополи
      храм возвели.

Ласково стелется
   звуком неслышимым
      шепот земли.

Там, за пустынями,
   за перевалами,
      за тишиной,

Даль беспредельная,
   Русь необъятная,
      город родной!

Вдруг зовом горлинки
   капли звенящие
      канули в тишь.

Слушаю, слушаю!
   Это, любимая,
      ты говоришь!

С точным хронометром
   в мигах и вечности
      я властелин.

В лунном сиянии
   стрелка торопится:
      Двадцать один!

Но по московскому
   счету державному
      дышит земля.

Час восемнадцатый
   к нам приближается
      с башни Кремля.

Весть долгожданная,
   победоносная
      в мир понеслась:

Сила враждебная
   нашему воинству
      снова сдалась!

Вновь сокол-колокол
   девять раз вылетит —
      грянет Москва!

Залпов торжественных
   вспыхнет могучая
      миру молва.

Где же, пустыни, вы,
   дали бескрайние?
      Сжались вы вдруг!

С Красною площадью
   вплавлен я в праздничный
      дружеский круг.

Небо колышется.
   Света полотнища
      ловит зенит.

Солнца знаменами
   тьму побежденную
      слава казнит.

Где б ни скитался ты,
   сердце московское
      рдеет в тебе.

Весь ты бросаешься
   к новому подвигу,
      к новой борьбе.

В хоре торжественном
   залпы сливаются
      с сердцем твоим.

С Красною Армией
   ты, самый маленький,
      непобедим!

В хоре с народами
   ты, полон радости,
      слово берешь.

Песню о родине,
   песню о партии
      громко поешь.

Когда автобус,
пыль развеяв,
прет
меж часовен восковых,
я вижу ясно:
две их,
их две в Москве -
Москвы.

1


Одна -
это храп ломовий и скрип.
Китайской стены покосившийся гриб.
Вот так совсем
и в седые века
здесь
ширился мат ломовика.
Вокруг ломовых бубнят наобум,
что это
бумагу везут в Главбум.
А я убежден,
что, удар изловча,
добро везут,
разбив половчан.
Из подмосковных степей и лон
везут половчанок, взятых в полон.
А там,
где слово "Моссельпром"
под молотом
и под серпом,
стоит
и окна глазом ест
вотяк,
приехавший на съезд,
не слышавший,
как печенег,
о монпансье и ветчине.
А вбок
гармошка с пляскою,
пивные двери лязгают.
Хулиганьё
по кабакам,
как встарь,
друг другу мнут бока.
А ночью тишь,
и в тишине
нет ни гудка,
ни шины нет...
Храпит Москва деревнею,
и в небе
цвета крем
глухой старухой древнею
суровый
старый Кремль.

2


Не надо быть пророком-провидцем,
всевидящим оком святейшей троицы,
чтоб видеть,
как новое в людях роится,
вторая Москва
вскипает и строится.
Великая стройка
уже начата.
И в небо
лесами идут
там
почтамт,
здесь
Ленинский институт.
Дыры
метровые
потом политы,
чтоб ветра быстрей
под землей полетел,
из-под покоев митрополитов
сюда чтоб
вылез
метрополитен.
Восторженно видеть
рядом и вместе
пыхтенье машин
и пыли пласты.
Как плотники
с небоскреба "Известий"
плюются
вниз
на Страстной монастырь.
А там,
вместо храпа коней от обузы
гремят грузовозы,
пыхтят автобусы.
И кажется:
центр-ядро прорвало
Садовых кольцо
и Коровьих валов.
Отсюда
слышится и мне
шипенье приводных ремней.
Как стих,
крепящий болтом
разболтанную прозу,
завод "Серпа и Молота",
завод "Зари"
и "Розы".
Растет представленье
о новом городе,
который
деревню погонит на корде.
Качнется,
встанет,
подтянется сонница,
придется и ей
трактореть и фордзониться.
Краснеет на шпиле флага тряпица,
бессонен Кремль,
и стены его
зовут работать
и торопиться,
бросая
со Спасской
гимн боевой.

Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Все исчезаете вы,

Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?

Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,

Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор...
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!

Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды,-
Грузные, в шесть этажей.

Домовладельцы - их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.

             Домики двухэтажные, 
        Площадей старых длинный ряд... 
За Москва-рекой люди важные 
Жили несколько лет назад... 
Поистёрлись купцы именитые, 
В длиннополых, как смоль, сюртуках, 
Где теперь они, жизнью изжитые, 
Вспоминают надежд своих крах?.. 
И старушки ушли богомольные, 
В чёрной тальме и чёрном платке, 
Те, что праздники знали престольные 
Все; шли тихо, доверясь клюке... 
Где те девушки нежные милые, 
С верой в счастье в простых мечтах, 
Вечера что любили унылые 
Хоронить в голубых глазах... 
Что любили мечтать о молодце, 
О том каких в жизни нет, 
Когда солнце в румяном золотце 
Заметает дня яркий след... 
В старых домиках люди новые 
Песни бают на новый лад... 
Удивляются стены сосновые 
На их алый, как Русь, наряд... 
За Москва-рекой люди важные 
Жили несколько лет назад... 
             Домики двухэтажные, 
        Площадей старых длинный ряд... 

В Москву с последнего ночлега
Лихая тройка мчит меня;
Морозом скована земля;
По ней, звуча, катит телега.
Чего-то ждет душа моя...
Сквозь слез гляжу на древний град.
Вот он, свидетель величавый
И русских бед, и русской славы,
И горестных моих утрат...
Моих утрат! Порыв роптаний,
Умолкни здесь. Что значу я?..
Скрижаль родных воспоминаний
И царства русского глава!
Былого летопись живая!
Золотоглавая Москва!
Москва! предел моих желаний!
Где я расцвел, где я увял,
Где наслаждался, где страдал
И где найду конец страданий!
Опять, опять твой вечный шум.
И говор жизни, и движенье
Умчат души моей сомненья
И развлекут мой праздный ум!
Пойду задумчиво бродить
Между забытыми гробами,
Пойду о прошлом говорить
С твоими ветхими стенами.
Пролью на память прежних снов
Две-три слезы от всех украдкой.
И позабудусь долго, сладко
Под звук твоих колоколов.

Позлащенными главами 
Досязая горних стран 
Удовольствия дарами 
Утешай своих граждан! 
Щедрою для них рукою 
Рассыпай цветы отрад; 
Но среди торжеств, покою 
Обрати ко мне свой взгляд! 
Я прощаюся с тобою, 
О Москва, любезный град! 
Мне тебя оставить должно... 
Против воли то моей. 
Я оставлю; но как можно, 
Возвращусь к тебе скорей, 
Возвращусь--опять увижу 
Те прелестные места, 
Где еще, еще приближу 
Ко устам драгой уста; 
Где узрю я пламень взоров, 
Где ея услышу глас, 
Где средь сладких разговоров 
Лунный свет застанет нас; 
Где опять... Я восхищаюсь, 
Все собрав в единый час!-- 
Ах! но, может быть, прощаюсь 
Я с Москвой в последний раз! 
Может быть, отсель далёко 
Я умру в чужой стране, 
Где, зарыв мой труп глубоко, 
Все забудут обо мне; 
Где никто своей слезою 
Не омочит хладный прах; 
Где лишь ворон надо мною 
Прокричит, нагонит страх. 
Я с тобой, Москва, прощаюсь, 
Неизвестности злой полн: 
Мыслью в будущем теряюсь, 
То страшусь, то утешаюсь 
Так, как самый малый чёлн 
Средь седых кипящих волн. 

Птички горько расстаются 
С милым гнездушком своим; 
Полетят, но вкруг все вьются, 
Опускаются над ним. 
Полетят, и с грустью злою 
Обращают взор назад: 
Горько так и я с тобою 
Расстаюся, милый град! 

Город мой вечерний,
город мой, Москва,
весь ты — как кочевье
с Крымского моста,

Убегает в водах
вдаль твое лицо.
Крутится без отдыха
в парке колесо.

Крутится полсвета
по тебе толпой.
Крутится планета
прямо под тобой.

И по грудь забрызган
звездным серебром
мост летящий Крымский —
мой ракетодром.

Вот стою, перила
грустно теребя.
Я уже привыкла
покидать тебя.

Все ношусь по свету я
и не устаю.
Лишь порой посетую
на судьбу свою.

Прокаленной дочерна
на ином огне,
как замужней дочери,
ты ответишь мне:

«Много или мало
счастья и любви,
сама выбирала,
а теперь — живи…»

Уезжаю снова.
Снова у виска
будет биться слово
странное «Москва».

И рассветом бодрым
где-нибудь в тайге
снова станет больно
от любви к тебе.

Снова все к разлуке,
снова неспроста —
сцепленные руки
Крымского моста.

   Из цикла «Пути России»

            В. А. Рагозинскому

В Москве на Красной площади
Толпа черным-черна.
Гудит от тяжкой поступи
Кремлёвская стена.

На рву у места Лобного
У церкви Покрова
Возносят неподобные
Нерусские слова.

Ни свечи не засвечены,
К обедне не звонят,
Все груди красным мечены,
И плещет красный плат.

По грязи ноги хлюпают,
Молчат… проходят… ждут…
На папертях слепцы поют
Про кровь, про казнь, про суд.

              А М. Ремизову

Влачась в лазури, облака
Истомой влаги тяжелеют.
Березы никлые белеют,
И низом стелется река.

И Город-марево, далече
Дугой зеркальной обойден, —
Как солнца зарных ста знамен —
Ста жарких глав затеплил свечи.

Зеленой тенью поздний свет,
Текучим золотом играет;
А Град горит и не сгорает,
Червонный зыбля пересвет.

И башен тесною толпою
Маячит, как волшебный стан,
Меж мглой померкнувших полян
И далью тускло-голубою;

Как бы, ключарь мирских чудес,
Всей столпной крепостью заклятий
Замкнул от супротивных ратей
Он некий талисман небес.

Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады и деревни,
И палаты и дворцы!

Опоясан лентой пашен,
Весь пестреешь ты в садах;
Сколько храмов, сколько башен
На семи твоих холмах!..

Исполинскою рукою
Ты, как хартия, развит,
И над малою рекою
Стал велик и знаменит!

На твоих церквах старинных
Вырастают дерева;
Глаз не схватит улиц длинных...
Это матушка Москва!

Кто, силач, возьмет в охапку
Холм Кремля-богатыря?
Кто собьет златую шапку
У Ивана-звонаря?..

Кто Царь-колокол подымет?
Кто Царь-пушку повернет?
Шляпы кто, гордец, не снимет
У святых в Кремле ворот?!

Ты не гнула крепкой выи
В бедовой твоей судьбе:
Разве пасынки России
Не поклонятся тебе!..

Ты, как мученик, горела,
   Белокаменная!
И река в тебе кипела
   Бурнопламенная!

И под пеплом ты лежала
   Полоненною,
И из пепла ты восстала
   Неизменною!..

Процветай же славой вечной,
Город храмов и палат!
Град срединный, град сердечный,
Коренной России град!

День тихих грез, день серый и печальный;
На небе туч ненастливая мгла,
И в воздухе звон переливно-дальный,
Московский звон во все колокола.

И, вызванный мечтою самовластной,
Припомнился нежданно в этот час
Мне час другой,— тогда был вечер ясный,
И на коне я по полям неслась.

Быстрей! быстрей! и, у стремнины края
Остановив послушного коня,
Взглянула я в простор долин: пылая,
Касалось их уже светило дня.

И город там палатный и соборный,
Раскинувшись широко в ширине,
Блистал внизу, как бы нерукотворный,
И что-то вдруг проснулося во мне.

   Москва! Москва! что в звуке этом?
   Какой отзыв сердечный в нем?
   Зачем так сроден он с поэтом?
   Так властен он над мужиком?

Зачем сдается, что пред нами
В тебе вся Русь нас ждет любя?
Зачем блестящими глазами,
Москва, смотрю я на тебя?

Твои дворцы стоят унылы,
Твой блеск угас, твой глас утих,
И нет в тебе ни светской силы,
Ни громких дел, ни благ земных.

Какие ж тайные понятья
Так в сердце русском залегли,
Что простираются объятья,
Когда белеешь ты вдали?

Москва! в дни страха и печали
Храня священную любовь,
Недаром за тебя же дали
Мы нашу жизнь, мы нашу кровь.

Недаром в битве исполинской
Пришел народ сложить главу
И пал в равнине Бородинской,
Сказав: «Помилуй, бог, Москву!»

Благое было это семя,
Оно несет свой пышный цвет,
И сбережет младое племя
Отцовский дар, любви завет.

   Константину Локс

И ты передо мной взметнулась, 
твердыня дремная Кремля,— 
железным гулом содрогнулась 
твоя священная земля.
«Москва!» — и голос замирает,
и слова выспреннего нет,
взор опаленный озирает
следы величественных бед;
ты видела, моя столица,
у этих древних алтарей
цариц заплаканные лица
и лики темные царей;
и я из дальнего изгнанья,
где был и принят и любим,
пришел склонить воспоминанья
перед безмолвием твоим...
А ты несешь, как и когда-то,
над шумом суетных шагов
соборов сумрачное злато
и бармы тяжкие снегов.
И вижу — путь мой не случаен,
как грянет в ночь Иван: «Прийди!»
О мать! — дитя твоих окраин
тоскует на твоей груди.

Нарядная ночь. В балладах. В болидах.
В плаваньях дальних медуз.
Золотые глаза виноградной долины
Падают в свист уст.

Был у дома один незажженный
Скелет аскета-фонаря
И тот пылает пышностью башен
Заревом рифм обуян.

А мимо встряхнутая душа автомобиля,
Как светляк, поливает на хвосте
Свет кротости. Сладость о Мире.
Любовь к простоте и красоте.

Не замолкнут о тебе витии,
Лиры о тебе не замолчат,
Озлащенный солнцем Византии,
Третий Рим, обетованный град.
Не в тебе ль начало царской славы, –
Благочестьем осиявший мир,
Семихолмный и золотоглавый,
Полный благовеста и стихир.
Нега флорентийского искусства
Праведным велением царей
Здесь цвела. Молитва Златоуста
Возносилась к небу с алтарей.
В греческих законах Иоанны,
Изощрясь, творили хитрый суд,
Здесь Феодор, крин благоуханный,
Был молитвы избранный сосуд.
В фимиаме расцветали фрески
По стенам. В кадилах золотых
Ладан голубел. Сияли в блеске
Раки чудотворные святых.
Жены, девы, чистые, как крины,
Веры возращали семена,
И Анастасии, и Ирины
Памятны честные имена.
Звон к вечерне. Вечер. Поздно.
Розовеют гребни льда,
И горит зарей морозной
Обагренная слюда.
«То-то князю буду рада.
То-то крепко обойму!»
Красная зажглась лампада
В потемневшем терему.
Вечер скучен, вечер долог.
Перстенек надевши злат,
Слушая знакомый пролог,
Алый вышивает плат.
Должен к празднику Успенья
Он поспеть. На плате том
Самоцветные каменья
Блещут в поле золотом.
Труд благочестив и мирен.
Посреди алмазных звезд
Вышит лучезарный сирин,
Алой земляники грозд.
И до ночи ежедневно,
Лишь зардеют купола,
Шьет Московская царевна,
Круглолица и бела.
Вскинет очи, и, блистая,
Засинеют небеса.
Блещет золотом крутая
Умащенная коса.
Вырастил отец родимый
Всем на загляденье дочь:
Под жемчужной диадимой
Брови черные, как ночь.
Зреет ягодка-царевна
Для молитв и сладких нег.
Чу! метель завыла гневно,
За окном синеет снег.
Но повеял с Финского залива
Дикий ветр. Царьградова сестра
Выронила скипетр боязливо,
Услыхав железный шаг Петра.

Столица-идолопоклонница, 
Кликуша и ворожея, - 
Моя мечта, моя бессонница 
И первая любовь моя! 

Почти с другого полушария 
Мне подмигнули, егоза, 
Твои ворованные, карие 
Замоскворецкие глаза - 

И о тебе, о деревенщине, 
На девятнадцатом году 
Я размечтался, как о женщине, 
Считая деньги на ходу; 

А на двадцатом, нерастраченный, 
Влюбленный по уши жених, 
Я обручился с азиатчиной 
Проездов кольчатых твоих, 

Где дремлет, ничего не делая, 
Трамваями обойдена, 
Великолепная, замшелая, 
Китайгородская стена, 

И с каждым годом все блаженнее, 
Все сказочнее с каждым днем 
Девическое средостение 
Между Лубянкой и Кремлём... 

Я знал: пройдет очарование, 
И свадебный прогоркнет мёд - 
Любовь, готовая заранее, 
Меня по-новому займёт, 

И я забуду злое марево, 
Столицы сонной житиё 
Для ярких губ, для взора карего 
Живой наместницы её. 

Близко... Сердце встрепенулось;
Ближе... ближе... Вот видна!
Вот раскрылась, развернулась, -
Храмы блещут: вот она!
Хоть старушка, хоть седая,
И вся пламенная,
Светозарная, святая,
Златоглавая, родная
Белокаменная!
Вот - она! - давно ль из пепла?
А взгляните: какова!
Встала, выросла, окрепла,
И по - прежнему жива!
И пожаром тем жестоким
Сладко память шевеля,
Вьётся поясом широким
Вкруг высокого Кремля.
И спокойный, величавый,
Бодрый сторож русской славы -
Кремль - и красен и велик,
Где, лишь божий час возник,
Ярким куполом венчанна
Колокольня Иоанна
Движет медный свой язык;
Где кресты церквей далече
По воздушным ступеням
Идут, в золоте, навстречу
К светлым, божьим небесам;
Где за гранями твердыни,
За щитом крутой стены.
Живы таинства святыни
И святыня старины.
Град старинный, град упорный,
Град, повитый красотой,
Град церковный, град соборный
И державный, и святой!
Он с весёлым русским нравом,
Тяжкой стройности уставам
Непокорный, вольно лёг
И раскинулся, как мог.
Старым навыкам послушной
Он с улыбкою радушной
Сквозь раствор своих ворот
Всех в объятия зовёт.
Много прожил он на свете.
Помнит предков времена,
И в живом его привете
Нараспашку Русь видна.

Русь... Блестящий в чинном строе
Ей Петрополь - голова,
Ты ей - сердце ретивое,
Православная Москва!
Чинный, строгий, многодумной
Он, суровый град Петра,
Полн заботою разумной
И стяжанием добра.
Чадо хладной полуночи -
Гордо к морю он проник:
У него России очи,
И неё судьбы язык.
А она - Москва родная -
В грудь России залегла,
Углубилась, вековая.
В недрах клады заперла.
И вскипая русской кровью
И могучею любовью
К славе царской горяча,
Исполинов коронует
И звонит и торжествует;
Но когда ей угрожает
Силы вражеской напор,
Для себя сама слагает
Славный жертвенный костёр
И, врагов завидя знамя,
К древней близкое стене,
Повергается во пламя
И красуется в огне!
Долго ждал я... грудь тоскою -
Думой ныне голова;
Наконец ты предо мною,
Ненаглядная Москва!
Дух тобою разволнован,
Взор к красам твоим прикован.
Чу! Зовут в обратный путь!
Торопливого привета
Вот мой голос: многи лета
И жива и здрава будь!
Да хранят твои раскаты
Русской доблести следы!
Да блестят твои палаты!
Да цветут твои сады!
И одета благодатью
И любви и тишины
И означена печатью
Незабвенной старины,
Без пятна, без укоризны,
Под наитием чудес,
Буди славою отчизны,
Буди радостью небес!

     Дума

День гас, как в волны погружались
В туман окрестные поля,
Лишь храмы гордо возвышались
Из стен зубчатого Кремля.

Одета ризой вековою,
Воспоминания полна,
Явилась там передо мною
Страны родимой старина.

Когда над Русью тяготело
Иноплеменное ярмо
И рабство резко впечатлело
Свое постыдное клеймо,

Когда в ней распри возникали,
Князья, забыв и род и сан,
Престолы данью покупали,
В Москве явился Иоанн.

Потомок мудрый Ярослава
Крамол порывы обуздал,
И под единою державой
Колосс распадшийся восстал.

Соединенная Россия,
Изведав бедствия оков
Неотразимого Батыя,
Восстала грозно на врагов.

Почуя близкое паденье,
К востоку хлынули орды,
И их кровавые следы
Нещадно смыло истребленье.

Потом и Грозный, страшный в брани,
Надменный Новгород смирил
И за твердынями Казани
Татар враждебных покорил.

Но, жребий царства устрояя,
Владыка грозный перешел
От мира в вечность, оставляя
Младенцу-сыну свой престол;

А с ним, в чаду злоумышлении
Бояр, умолк закона глас -
И, жертва тайных ухищрений,
Младенец царственный угас.

Тогда, под маскою смиренья
Прикрыв обдуманный свой ков,
Взошел стезею преступленья
На трон московский Годунов.

Но власть, добытая коварством,
Шатка, непрочен чуждый трон,
Когда, поставленный над царством,
Попран наследия закон;

Борис под сению державной
Недолго бурю отклонял:
Венец, похищенный бесславно,
С главы развенчанной упал...

Тень убиенного явилась
В нетленном саване молвы -
И кровь ручьями заструилась
По стогнам страждущей Москвы,

И снова ужас безначалии
Витал над русскою землей, -
И снова царству угрожали
Крамолы бранною бедой.

Как божий гнев, без укоризны
Народ все бедствия сносил
И о спасении отчизны
Творца безропотно молил,

И не напрасно, - провиденье,
Источник вечного добра,
Из праха падших возрожденье
Явило в образе Петра.

Посланник боговдохновенный,
Всевышней благости завет,
Могучей волей облеченный,
Великий рек: да будет свет

В стране моей, - и Русь прозрела;
В ряду его великих дел
Звезда счастливая блестела -
И мрак невежества редел.

По мановенью исполина,
Кругом - на суше и морях -
Обстала стройная дружина,
Неотразимая в боях,

И, оперенные громами,
Орлы полночные взвились, -
И звуки грома меж строями
В подлунной славой раздались.

Так царство русское восстало!
Так провиденье, средь борьбы
Со мглою света, совершало
Законы тайные судьбы!

Так, славу Руси охраняя,
Творец миров, зиждитель сил
Бразды державные вручил
Деснице мощной Николая!

Престольный град! так я читал
Твои заветные преданья
И незабвенные деянья
Благоговейно созерцал!

      Москва нужна для России;
      для Петербурга нужна
      Россия.

      (Из статьи "Современника"
      "Петербургские записки")

Ты знаменита - кто поспорит?! -
Ты древней славою полна,
Твое святое имя вторит
Вся необъятная страна.

Чрез горы, и леса, и воды
Молва прошла по всем землям,
И знают все тебя народы,
Родные и чужие нам.

И справедливо величают
Тебя по подвигам благим
И всю Россию называют
Великим именем твоим.

Была пора: страна родная
Бедам казалась предана;
Волнуясь с края я до края,
Тебя одной ждала она.

Велик был час, когда восстала
Ты средоточием земли:
Двухвековое иго пало,
И все волнения легли;

Проснулись силы молодые
С тобою вновь, прошла беда, -
И возвеличилась тогда
Тобой скрепленная Россия.

С неодолимой высоты
Напасть встречая за напастью,
От Руси царственною властью
Облечена, стояла ты.

Но час пришел, и новой силой
Была вся Русь потрясена:
С презреньем брошено что было -
Всё одолела новизна.

Тебя постиг удел суровый,
И мановением одним
Воздвигся гордо город новый,
Столица - с именем чужим...

Дымы! Дымы! 
Московские дымы! 
Как вы клубитесь серебристо, 
С отливом радуги и роз, 
Когда над вами небо чисто 
И сыплет бисером мороз... 
Но мне приходит часто дума, 
Когда на ваш воздушный ряд, 
Над цепью храмов и палат 
Гляжу я из толпы и шума: 
Что рассказали б нам дымы, 
Когда б рассказывать умели! 
Чего бы не узнали мы? 
Каких бы тайн не имели 
Мы (к тайнам падкие) в руках! 
Что там творится в тайниках! 
Какая жизнь, какие цели 
Сердца волнуют и умы 
В громадах этих зданий крытых?.. 
О, сколько вздохов, сколько слез, 
Надежд, безжалостно разбитых, 
Молитв и криков сердца скрытых 
Московский дым с собой унес! 
Курятся дымы, где в веселье 
Бокалы искрятся в звездах, 
И вьется струйкой дым на келье, 
Где бледный молится монах. 
Все дым - но дым есть признак жизни 
Равно и хижин и палат. 
Дымись же, лучший перл отчизны, 
Дымись, седмивековый град! 
Была пора - ты задымился 
Не войском надпалатных труб, 
Но, вспыхнув, как мертвец свалился, 
И дым одел твой честный труп! 
И, помирившийся с судьбою, 
Воспрянул он, - и над трубою 
Твоей опять курится дым. 
За Русь с бесстрашием героя 
Ты в руки шел к чужим без боя. 
Но руки опалил чужим!.. 
Печален дом, где не дымится 
Над кровлей белая труба: 
Там что-то грустное творится!.. 
Там что-то сделала судьба!.. 
Не стало дыма - и замолкнул 
На кухне суетливый нож, 
Замок на двери грустно щелкнул, 
Борьбы и жизни стихла дрожь. 
Заглох, с рассохшейся бадьею, 
Колодезь на дворе глухом; 
Не стало дыма над трубою, 
И числят запустелым дом! 
О! да не быть тому с тобою! 
Не запирайся, дверь Москвы: 
Будь вечно с дымною трубою, 
Наш город шума и молвы!.. 
Москва! Пусть вихри дымовые 
Все вьются над твоей главой 
И да зовут, о град святой, 
Тебя и наши и чужие 
Короной Царства золотой!.. 

Тополей влюбленное цветенье
вдоль по Ленинградскому шоссе…
Первое мое стихотворенье
на твоей газетной полосе…

Первый трепет, первое свиданье
в тихом переулочке твоем.
Первое и счастье и страданье.
Первых чувств неповторимый гром.

Первый сын, в твоем дому рожденный.
Первых испытаний седина.
Первый выстрел. Город затемненный.
Первая в судьбе моей война.

Выстояла, сводки принимая,
чутким сердцем слушая фронты.
Дождик… Кремль… Рассвет… Начало мая…
Для меня победа — это ты!

Если мы в разлуке, все мне снятся
флаг на башне, смелая звезда…
Восемьсот тебе иль восемнадцать —
ты из тех, кому не в счет года.

Над тобою облако — что парус.
Для тебя столетья — что моря.
Несоединимы ты и старость,
древний город — молодость моя!

На тихих берегах Москвы
Церквей, венчанные крестами,
Сияют ветхие главы
Над монастырскими стенами.
Кругом простерлись по холмам
Вовек не рубленные рощи,
Издавна почивают там
Угодника святые мощи.

Примите, древние дубравы,
Под тень свою питомца муз!
Не шумны петь хочу забавы,
Не сладости цитерских уз;
Но да воззрю с полей широких
На красну, гордую Москву,
Седящу на холмах высоких,
И спящи веки воззову!

В каком ты блеске ныне зрима,
Княжений знаменитых мать!
Москва, России дочь любима,
Где равную тебе сыскать?
Венец твой перлами украшен;
Алмазный скиптр в твоих руках;
Верхи твоих огромных башен
Сияют в злате, как в лучах;
От Норда, Юга и Востока -
Отвсюду быстротой потока
К тебе сокровища текут;
Сыны твои, любимцы славы,
Красивы, храбры, величавы,
А девы - розами цветут!

Но некогда и ты стенала
Под бременем различных зол;
Едва корону удержала
И свой клонившийся престол;
Едва с лица земного круга
И ты не скрылась от очес!
Сармат простер к тебе длань друга
И остро копие вознес!
Вознес - и храмы воспылали,
На девах цепи зазвучали,
И кровь их братьев потекла!
"Я гибну, гибну! - ты рекла,
Вращая устрашенно око. -
Спасай меня, о гений мой!"
Увы! молчанье вкруг глубоко,
И меч, висящий над главой!

Где ты, славянов храбрых сила!
Проснись, восстань, российска мочь!
Москва в плену, Москва уныла,
Как мрачная осення ночь, -
Восстала! все восколебалось!
И князь, и ратай, стар и млад -
Все вкрепку броню ополчалось!
Перуном возблистал булат!
Но кто из тысяч видим мною,
В сединах бодр и сановит?
Он должен быть вождем, главою:
Пожарский то, России щит!
Восторг, восторг я ощущаю!
Пылаю духом и лечу!
Где лира? смело начинаю!
Я подвиг предка петь хочу!

Уже гремят в полях кольчуги;
Далече пыль встает столбом;
Идут России верны слуги;
Несет их вождь, Пожарский, гром!
От кликов рати воют рощи,
Дремавши в мертвой тишине;
Светило дня и звезды нощи
Героя видят на коне;
Летит - и взором луч отрады
В сердца у нывшие лиет;
Летит, как вихрь, и движет грады
И веси за собою вслед!

"Откуда шум?" - приникши ухом,
Рек воин, в думу погружен.
Взглянул - и, бледен, с робким духом
Бросается с кремлевских стен.
"К щитам! к щитам! - зовет сармата, -
Погибель нам минуты трата!
Я видел войско сопостат:
Как змий, хребет свой изгибает,
Главой уже коснулось врат;
Хвостом все поле покрывает".
Вдруг стогны ратными сперлись -
Мятутся, строятся, делятся,
У врат, бойниц, вкруг стен толпятся;
Другие вихрем понеслись
Славянам и громам навстречу.

И се - зрю зарево кругом,
В дыму и в пламе страшну сечу!
Со звоном сшибся щит с щитом -
И разом сильного не стало!
Ядро во мраке зажужжало,
И целый ряд бесстрашных пал!
Там вождь добычею Эреве;
Здесь бурный конь, с копьем во чреве,
Вскочивши на дыбы, заржал
И навзничь грянулся на землю,
Покрывши всадника собой;
Отвсюду треск и громы внемлю,
Глушащи скрежет, стон и вой.

Пирует смерть и ужас мещет
Во град, и в долы, и в леса!
Там дева юная трепещет;
Там старец смотрит в небеса
И к хладну сердцу выю клонит;
Там путника страх в дебри гонит,
И ты, о труженик святой,
Живым погребшийся в могиле,
Еще воспомнил мир земной
При бледном дней твоих светиле;
Воспомнил горесть и слезой
Ланиту бледну орошаешь,
И к богу, сущему с тобой,
Дрожащи руки простираешь!

Трикраты день воссиявал,
Трикраты ночь его сменяла;
Но бой еще не преставал
И смерть руки не утомляла;
Еще Пожарский мещет гром;
Везде летает он орлом -
Там гонит, здесь разит, карает,
Удар ударом умножает,
Колебля мощь литовских сил.
Сторукий исполин трясется -
Падет - издох! и вопль несется:
"Ура! Пожарский победил!"
И в граде отдалось стократно:
"Ура! Москву Пожарский спас!"

О, утро памятно, приятно!
О, вечно незабвенный час!
Кто даст мне кисть животворящу,
Да радость напишу, горящу
У всех на лицах и в сердцах?
Да яркой изражу чертою
Народ, воскресший на стенах,
На кровах, и с высот к герою
Венки летящи на главу;
И клир, победну песнь поющий,
С хоругви в сретенье идущий;
И в пальмах светлую Москву!..

Но где герой? куда сокрылся?
Где сонм и князей и бояр?
Откуда звучный клик пустился?
Не царство ль он приемлет в дар? -
О! что я вижу? Победитель,
Москвы, отечества спаситель,
Забывши древность, подвиг дня
И вкруг него гремящу славу,
Вручает юноше державу,
Пред ним колена преклоня!
"Ты кровь царей! - вещал Пожарский. -
Отец твой в узах у врагов;
Прими венец и скипетр царский,
Будь русских радость и покров!"

А ты, герой, пребудешь ввеки
Их честью, славой, образцом!
Где горы небо прут челом,
Там шумные помчатся реки;
Из блат дремучий выйдет лес;
В степях возникнут вертограды;
Родятся и исчезнут грады;
Натура новых тьму чудес
Откроет взору изумленну;
Осветит новый луч вселенну -
И воин, от твоей крови,
Тебя воспомнит, возгордится
И паче, паче утвердится
В прямой к отечеству любви!

Ты постиг ли, ты почувствовал ли,
Что, как звезды на заре,
Парки древние присутствовали
В день крестильный, в Октябре?

Нити длинные, свивавшиеся
От Ивана Калиты,
В тьме столетий затерявшиеся,
Были в узел завиты.

И, когда в Москве трагические
Залпы радовали слух,
Были жутки в ней - классические
Силуэты трех старух.

То - народными пирожницами,
То - крестьянками в лаптях,
Пробегали всюду - с ножницами
В дряхлых, скорченных руках.

Их толкали, грубо стискивали,
Им пришлось и брань испить,
Но они в толпе выискивали
Всей народной жизни нить.

И на площади,- мне сказывали,-
Там, где Кремль стоял как цель,
Нить разрезав, цепко связывали
К пряже - свежую кудель:

Чтоб страна, борьбой измученная,
Встать могла, бодра, легка,
И тянулась нить, рассученная
Вновь на долгие века!

О юности моей гостеприимный кров!
О колыбель надежд и грез честолюбивых!
       О кто, кто из твоих сынов
       Зрел без восторгов горделивых
Красу реки твоей, волшебных берегов,
       Твоих палат, твоих садов,
       Твоих холмов красноречивых!

С улиц гастроли Люце
были какой-то небылью,—
казалось, Москвы на блюдце
один только я небо лью.

Нынче кончал скликать
в грязь церквей и бань его я:
что он стоит в века,
званье свое вызванивая?

Разве шагнуть с холмов
трудно и выйти на поле,
если до губ полно
и слезы весь Кремль закапали?

Разве одной Москвой
желтой живем и ржавою?
Мы бы могли насквозь
небо пробить державою,

Разве Кремлю не стыд
руки скрестить великие?
Ну, так долой кресты!
Наша теперь религия!

Прости, Москва, о град, в котором я родился,
В котором в юности я жил и возрастал,
В котором живучи, я много веселился
И где я в первый раз любви подвластен стал.

Любви подвластен стал, и стал лишен покою,
В тебе, в тебе узнал, что прямо есть любить,
А ныне принужден расстаться я с тобою,
Злой рок мне осудил в пустынях жизнь влачить.

Но где, расставшися с тобою, жить ни буду,
Любви не истреблю к тебе я никогда,
Ни на единый час тебя я не забуду,
Ты в памяти моей пребудешь завсегда.

Приятности твои на мысли вображая,
В пустынях буду я по всякий час скучать,
Там стану воздыхать и стану, воздыхая,
Стенящим голосом Кларису воспевать.

Все ж, наклонясь над пропастью,
В века заглянув, ты, учитель,
Не замрешь ли с возвышенной робостью,
И сердце не полней застучит ли?

Столетья слепят Фермопилами,
Зеркалами жгут Архимеда,
Восстают, хохоча, над стропилами
Notre-Dame безымянной химерой;

То чернеют ужасом Дантовым,
То Ариэлевой дрожат паутиной,
То стоят столбом адамантовым,
Где в огне Революции - гильотина.

Но глаза отврати: не заметить ли
Тебе - тот же блеск, здесь и ныне?
Века свой бег не замедлили,
Над светами светы иные.

Если люди в бессменном плаваньи,
Им нужен маяк на мачте!
Москва вторично в пламени, -
Свет от англичан до команчей!

У тебя на каждый вечер
Хватит сказок и вранья,
Ты упрятала увечье
В рваной шубе воронья.
Твой обоз, груженный стужей,
Растерял колокола,
Под одежею дерюжьей
Ты согреться не могла.
Все ж в подъездах у гостиниц
Вновь, как триста лет назад,
Кажешь розовый мизинец
И ледяный синий взгляд.
Сохранился твой народец,
Но теперь уж ты вовек
У скуластых богородиц
Не поднимешь птичьих век.
Ночи глухи, песни глухи -
Сколь у бога немоты!
По церквам твоим старухи
Чертят в воздухе кресты.
Полно, полно,
Ты не та ли,
Что рвала куниц с плеча
Так, что гаснула свеча,
Бочки по полу катались,
До упаду хохоча?
Как пила из бочек пиво?
На пиру в ладоши била?
И грозилась - не затронь?
И куда девалась сила -
Юродивый твой огонь?
Расскажи сегодня ладом,
Почему конец твой лют?
Почему, дыша на ладан,
В погребах с мышами рядом
Мастера твои живут?
Погляди, какая малость
От богатств твоих осталась:
Красный отсвет от пожара,
Да на птичьих лапах мост,
Да павлиний в окнах яро
Крупной розой тканый хвост.
Но боюсь, что в этих кручах,
В этих горестях со зла
Ты вдобавок нам смогла
Мертвые с возов скрипучих
Грудой вывалить тела.
Нет, не скроешь, -  их немало!
Ведь подумать - средь снегов
Сколько все-таки пропало
И лаптей и сапогов!
И пойдут, шатаясь, мимо
От зари и дотемна...
Сразу станет нелюдима
От таких людей страна.
Оттого твой бог овечий,
Бог пропажи и вранья,
Прячет смертные увечья
В рваной шубе воронья.

По снегу тень — зубцы и башни;
Кремль скрыл меня — орел крылом.
Но город-миф — мой мир домашний,
Мой кров, когда вне — бурелом.

С асфальтов Шпре, с Понтийских топей,
С камней, где докер к Темзе пал,
Из чащ чудес — земных утопий,—
Где глух Гоанго, нем Непал,

С лент мертвых рек Месопотамий,
Где солнце жжет людей, дремля,
Бессчетность глаз горит мечтами
К нам, к стенам Красного Кремля!

Там — ждут, те — в гневе, трепет — с теми;
Гул над землей метет молва...
И — зов над стоном, светоч в темень,—
С земли до звезд встает Москва!

А я, гость лет, я, постоялец
С путей веков, здесь дома я.
Полвека дум нас в цепь спаяли,
И искра есть в лучах — моя.

Здесь полнит память все шаги мне,
Здесь, в чуде, я — абориген,
И я храним, звук в чьем-то гимне,
Москва! в дыму твоих легенд!

Всего стихотворений: 36

Количество обращений к теме стихотворений: 17547