Русская поэзия
Русские поэтыБиографииСтихи по темам
Случайное стихотворениеСлучайная цитата
Рейтинг русских поэтовРейтинг стихотворений
Переводы русских поэтов на другие языки

  • Список стихотворений про города России
  • Рейтинг стихотворений про города России


    Стихотворения русских поэтов про города России на одной странице



    Астрахань (Сергей Федорович Буданцев)

    Белый узел туже и уже 
    раскосых кремлёвских стен. 
    Так же бесплоден 
    так же не нужен 
    старческий узел 
    стянутый уже 
    на взмокшем болотном листе. 
    
    Путины и вёсны, 
    путины и осень, 
    в Кержим на Кутуме ляжет осётр. 
    Зной не ударится - 
    грянется оземь, 
    когда виноград сотрясёт 
    айвою пропахшую осень. 
    
    На Косе и на Стрелке, 
    закатом прострелен, 
    волжский расплыв, 
    осмелевший как Разин, 
    алою смертью 
    розовой прелью 
    лёг в берега безобразен и грозен. 
    
    Солончак и пустыня - богатству каёмка. 
    И ночью расстрел, 
    запираемый в Крепость, 
    в дельтовом горле глухо и ёмко 
    преданьем расправ разрыдается в эпос. 
    
    В алой рубахе мятеж и распутство 
    этих закатов - 
    какая тоска! 
    
    А каждый твой день неизбежно и пусто 
    ползёт - 
    перегруженный зноем Паскаль.

    Май 1919, Мантурово, Рязанская губерния


    Бежецк (Анна Андреевна Ахматова)

    Там белые церкви и звонкий, светящийся лед.
    Там милого сына цветут васильковые очи.
    Над городом древним алмазные русские ночи
    И серп поднебесный желтее, чем липовый мед.
    
    Там строгая память, такая скупая теперь,
    Свои терема мне открыла с глубоким поклоном;
    Но я не вошла, я захлопнула страшную дверь...
    И город был полон веселым рождественским звоном.



    Блистательный Санкт-Петербург (Николай Яковлевич Агнивцев)

    В моем изгнаньи бесконечном 
    Я видел все, чем мир дивит: 
    От башни Эйфеля - до вечных 
    Легендо-звонных пирамид!.. 
    
    И вот "на ты" я с целый миром! 
    И, оглядевши все вокруг, 
    Пишу расплавленным Ампиром 
    На диске солнца: "Петербург". 



    В уездном городе (Борис Александрович Садовской)

    Заборы, груды кирпича, 
    Кривые улицы, домишки 
    И за собором каланча 
    С уснувшим сторожем на вышке. 
    
    Здесь сорок лет что год один. 
    Не знают люди перемены, 
    Как рамки выцветших картин, 
    Смиренно кроющие стены. 
    
    А в поле, там где млеет ширь 
    И рожь колышется волнами, 
    Хранит кладбище монастырь, 
    Приосененный тополями. 
    
    И здесь такой же мирный сон. 
    Как сладко спится позабытым! 
    Лишь луч порой, упав на клен, 
    Играет зайчиком по плитам.

    1905


    Владивосток (Маргарита Иосифовна Алигер)

    Крутой обрыв родной земли,
    летящий косо к океану,
    от синевы твоей вдали
    тебя я помнить не устану.
    Продутый ветрами, сквозной,
    бегущий в небо по карнизам,
    сияющей голубизной
    насквозь проникнут и пронизан,
    свое величье утвердив,
    ты смотришь зорко и далеко,
    родной земли крутой обрыв,
    крутой уступ Владивостока.
    
    Клубится розовая рань.
    Играют солнечные блики.
    Со всех сторон, куда ни глянь,
    сияет Тихий и Великий.
    Он очень ярок и могуч,
    но испокон веков доныне
    он только плещется у круч
    моей земли, моей твердыни.
    
    На голубом твоем краю,
    моя земля, моя родная,
    основу скальную твою
    как собственную ощущаю.
    В составе угля и руды,
    в пластах гранита и урана
    мои раздумья и труды,
    мои поступки и следы,
    моя судьба навек сохранна.
    И радость встреч и боль утрат,
    что мною щедро пережиты,
    в глубинных тайниках лежат,
    вкрапленные в твои магниты.
    И, принеся в мой быт, в мой труд
    свои глубокие законы,
    во мне незыблемо живут
    магические свойства руд,
    земли характер непреклонный.
    
    И в лучезарный ранний час
    над гулкой океанской бездной
    я ощущаю в первый раз,
    насколько стала я железной.
    Сквозь расстоянья и года,
    в потоке вечного движенья,
    я чувствую, как никогда,
    закон земного притяженья.
    Не побоюсь вперед взглянуть
    и верить жизни не устану.
    Благодарю судьбу за путь,
    который вышел к океану.
    Пусть он бывал со мной жесток,
    обходных троп не выбирая,
    твоих глубин незримый ток
    меня берег, земля родная!
    
    Владивосток, Владивосток,
    крутой уступ родного края!



    Воркута (Римма Федоровна Казакова)

    ..Мало солнца в Воркуте.
    Мой товарищ с кинокамерой
    морщится: «Лучи не те,
    что в столице белокаменной!»
    
    Нам начальство выдает
    обмундированье летное.
    Скоро ночь. Программа плотная.
    Обживаем вертолет.
    
    Ловим солнце, чтоб успеть
    север разглядеть попристальней,
    к буровой, как к теплой пристани,
    и к оленям долететь.
    
    Мало солнца. Не храню
    память крымскую, кавказскую.
    Здешнее, с короткой ласкою,—
    как теперь его ценю!
    
    И повернут шар земной
    к солнцу буровыми вышками,
    снега матовыми вспышками,
    вертолетом, чумом, мной.
    
    И в сердечной простоте
    мы, народ не твердокаменный,
    из столицы белокаменной,
    кто — пером, кто — кинокамерой,
    служим службу Воркуте.



    Воронеж (Анна Андреевна Ахматова)

    И город весь стоит оледенелый.
    Как под стеклом деревья, стены, снег.
    По хрусталям я прохожу несмело.
    Узорных санок так неверен бег.
    А над Петром воронежским — вороны,
    Да тополя, и свод светло-зеленый,
    Размытый, мутный, в солнечной пыли,
    И Куликовской битвой веют склоны
    Могучей, победительной земли.
    И тополя, как сдвинутые чаши,
    Над нами сразу зазвенят сильней,
    Как будто пьют за ликованье наше
    На брачном пире тысячи гостей.
    
    А в комнате опального поэта
    Дежурят страх и Муза в свой черед.
    И ночь идет,
    Которая не ведает рассвета.
    



    "Воронеж!.. Родина. Любовь" (Анатолий Владимирович Жигулин)

    Воронеж!.. Родина. Любовь.
    Все это здесь соединилось.
    В мой краткий век,
    Что так суров,
    Я принимаю, словно милость,
    Твоей листвы звенящий кров.
    
    Согрей меня скупою лаской,
    Загладь печальные следы.
    И приведи на мост Чернавский,
    К раскатам солнечной воды.
    
    И как навязчивая морочь,
    Как синих чаек дальний плач,
    Растает вдруг пустая горечь
    Московских бед и неудач.
    
    И что ты там, судьба, городишь?!
    Тебе вовек не сдамся я,
    Пока на свете
    Есть Воронеж —
    Любовь и родина моя.



    Вот Кинешма, здесь родина моя (Михаил Александрович Дудин)

    Кинешма! Детство мое быстроногое,
    Здесь ты прошло по откосам крутым.
    Все оглядело и все перетрогало.
    Было ли ты золотым? — Золотым!
    
    Вижу сегодня знакомые флаги я,
    Берег высокий, зеленый простор.
    И на площадке веселого лагеря
    Снова горит пионерский костер.
    
    Снова дорожка от берега лунная
    Тихо бежит по упругой волне.
    Песенка старая, песенка юная
    Сердце чего-то встревожила мне.
    
    Снова от пристани, с берега медного,
    В тихий туман соловьиных ночей
    Девушек с фабрики имени Бедного
    Звезды ведут до студеных ключей.
    
    Кинешма! Юность моя не окончена.
    Здравствуй! Ты снова сегодня со мной.
    Ветер, и Волга, и звезды. И нонче нам
    Можно поспорить с высокой волной.
    
    Разве забудешь, из памяти вынешь ли:
    Каждый по-своему дорог и мил:
    Добрые русые парни из Кинешмы,
    Им не подняться из братских могил.
    
    Вьюги отпели, и ветры отплакали,
    И поседели невесты у них.
    Разве забудешь и хватит, однако ли,
    Славе бессмертных дерзанья живых!
    
    Молодость, здесь ты росла, колобродила,
    Радости ясной в сердцах не тая.
    Родина! Милая, милая родина!
    Сила, и слава, и совесть моя.



    Городок (Николай Николаевич Захаров-Мэнский)

    Городок такой смешной и маленький... 
    На покатом волжском берегу 
    Прикурнул собор, святой и старенький 
    И базар. На площади-лугу 
    Продают смороду. За заваленкой 
    Бабы пёстрые бранятся на торгу! 
    "У тебя товар-то нынче вяленький, 
    И до праздника его не сберегу!.." 
    Окунулись в реку, грезят, спят 
    Купола собора, в Волгу смотрятся; 
    Что на ёлке шарики блестят. 
    Пароходы волжские свистят, 
    Вниз бегут; вновь скоро вверх воротятся. 
    На пароме - лошади грустят... 

    1919, Калязин


    Данков (Надежда Александровна Павлович)

         Н. С. Л.
    
    Данков и Дон, и мост на нем дрожащий,
    Убогий строй далеких огоньков,
    И тяжкий ход нависших облаков,
    Вороний грай над городом летящий,
    И падающий звон колоколов,
    О, как ты памятен, мучительный Данков!
    Ты город ветхих снов, ты сам ненастоящий!
    
    Твои ворота кладбище; за ним
    Гроба домов, базара голос грубый,
    А на вратах прижал раскрашенные губы
    К свирели сломанной уродец херувим.
    И черных крыш обветренные трубы
    Тяжелый, черный выдыхают дым...
    
    И в этом городе ты мною был любим.

    1918


    К Петрограду (Валерий Яковлевич Брюсов)

    Город Змеи и Медного Всадника,
    Пушкина город и Достоевского,
                      Ныне, вчера,
                      Вечно - единый,
    От небоскребов до палисадника,
    От островов до шумного Невского, -
                      Мощью Петра,
                      Тайной - змеиной!
    
    В прошлом виденья прожиты, отжиты
    Драм бредовых, кошмарных нелепостей;
                      Душная мгла
                      Крыла злодейства...
    
    Что ж! В веке новом - тот же ты, тот же ты!
    Те же твердыни призрачной крепости,
                      Та же игла
                      Адмиралтейства!
    Мозг всей России! с трепетом пламенным,
    Полон ты дивным, царственным помыслом:
                      Звоны, в веках,
                      Славы - слышнее...
    Как же вгнездились в черепе каменном,
    В ужасе дней, ниспосланных Промыслом,
                      Прячась во прах,
                      Лютые змеи?
    Вспомни свой символ: Всадника Медного!
    Тщетно Нева зажата гранитами.
                      Тщетно углы
                      Прямы и строги:
    Мчись к полосе луча заповедного,
    Злого дракона сбросив копытами
                      В пропасти мглы
                      С вольной дороги!



    Казань (Владимир Владимирович Маяковский)

    Стара,
         коса
    стоит
        Казань.
    Шумит
        бурун:
    "Шурум...
            бурум..."
    По-родному
            тараторя,
    снегом
         лужи
            намарав,
    у подворья
           в коридоре
    люди
       смотрят номера.
    Кашляя
        в рукава,
    входит
         робковат,
    глаза таращит.
    Приветствую товарища.
    
    Я
     в языках
         не очень натаскан -
    что норвежским,
              что шведским мажь.
    Входит татарин:
                "Я
                  на татарском
    вам
      прочитаю
            "Левый марш".
    Входит второй.
             Косой в скуле.
    И говорит,
          в карманах порыскав:
    "Я -
      мариец.
    Твой
       "Левый"
    дай
      тебе
        прочту по-марийски".
    Эти вышли.
            Шедших этих
    в низкой
        двери
           встретил третий.
    "Марш
       ваш -
    наш марш.
    Я -
       чуваш,
    послушай,
           уважь.
    Марш
        вашинский
    так по-чувашски..."
    
    Как будто
            годы
               взял за чуб я -
    - Станьте
         и не пылите-ка!-
    рукою
       своею собственной
                     щупаю
    бестелое слово
            "политика".
    Народы,
       жившие,
          въямясь в нужду,
    притершись
           Уралу ко льду,
    ворвались в дверь,
                    идя
                     на штурм,
    на камень,
         на крепость культур.
    Крива,
       коса
    стоит
      Казань.
    Шумит
       бурун:
    "Шурум...
         бурум..."

    1928


    Кое-что про Петербург (Владимир Владимирович Маяковский)

    Слезают слезы с крыши в трубы,
    к руке реки чертя полоски;
    а в неба свисшиеся губы
    воткнули каменные соски.
    
    И небу - стихши - ясно стало:
    туда, где моря блещет блюдо,
    сырой погонщик гнал устало
    Невы двугорбого верблюда.



    Краснодар (Владимир Владимирович Маяковский)

    Северяне вам наврали
    о свирепости февральей:
    про метели,
    про заносы,
    про мороз розовоносый.
    Солнце жжет Краснодар,
    словно щек краснота.
    Красота!
    Вымыл все февраль
    и вымел -
    не февраль,
    а прачка,
    и гуляет
    мостовыми
    разная собачка.
    Подпрыгивают фоксы -
    показывают фокусы.
    Кроме лапок,
    вся, как вакса,
    низко пузом стелется,
    волочит
    вразвалку
    такса
    длинненькое тельце.
    Бегут,
    трусят дворняжечки -
    мохнатенькие ляжечки.
    Лайка
    лает,
    взвивши нос,
    на прохожих Ванечек;
    пес такой
    уже не пес,
    это -
    одуванчик.
    Легаши,
    сетера,
    мопсики, этцетера.
    Даже
    если
    пара луж,
    в лужах
    сотня солнц юлится.
    Это ж
    не собачья глушь,
    а собачкина столица.



    Ленинград (Илья Григорьевич Эренбург)

    Есть в Ленинграде, кроме неба и Невы,
    Простора площадей, разросшейся листвы,
    И кроме статуй, и мостов, и снов державы,
    И кроме незакрывшейся, как рана, славы,
    Которая проходит ночью по проспектам,
    Почти незримая, из серебра и пепла, —
    Есть в Ленинграде жесткие глаза и та,
    Для прошлого загадочная, немота,
    Тот горько сжатый рот, те обручи на сердце,
    Что, может быть, одни спасли его от смерти.
    И если ты — гранит, учись у глаз горячих:
    Они сухи, сухи, когда и камни плачут.



    Ленинград (Константин Константинович Вагинов)

    Промозглый Питер легким и простым 
    Ему в ту пору показался. 
    Под солнцем сладостным, под небом голубым 
    Он весь в прозрачности купался. 
    И липкость воздуха и черные утра, 
    И фонари, стоящие, как слезы, 
    И липкотеплые ветра 
    Ему казались лепестками розы. 
    И он стоял, и в северный цветок, 
    Как соловей, все более влюблялся, 
    И воздух за глотком глоток 
    Он пил - и улыбался. 
    И думал: молодость пройдет, 
    Душа предстанет безобразной 
    И почернеет, как цветок, 
    Мир обведет потухшим глазом. 
    Холодный и язвительный стакан, 
    Быть может, выпить нам придется, 
    Но все же роза с стебелька 
    Нет-нет и улыбнется. 
    Увы, никак не истребить 
    Виденья юности беспечной. 
    И продолжает он любить 
    Цветок прекрасный бесконечно. 

    Январь 1934


    Ленинград (Павел Николаевич Шубин)

    Этот город бессонный, похожий на сон,
    Где сияющий шпиль до звезды вознесён,
    Город башен и арок и улиц простых,
    Полуночный, прозрачный, как пушкинский стих,
    Снова он возникает из мглы предо мной,
    До безумия — прежний, до горя — иной.
    
    Перерублен садовых решёток узор,
    Под ногами валяется бронзовый сор,
    Вечный мрамор Атлантов в подъезде дворца
    Перемолот, дымится под ветром пыльца;
    И на жгучую, смертную рану похож
    Жаркий бархат оглохших Михайловских лож.
    
    Что мне делать теперь? Как войти мне теперь
    В этот раненый дом, в незакрытую дверь?
    Здесь глаза мне повыколют жилы антенн,
    Паутиной обвисшие с треснувших стен,
    Онемят фотографии мёртвых родных
    И задушит зола недочитанных книг.
    
    Ничего, я стерплю. Ничего, я снесу
    Огневую — от бешеной боли — слезу.
    На крестах площадей, на могилах друзей,
    Всей безжалостной силой и верою всей,
    Молча, зубы до хруста сжимая, клянусь:
    — Ленинград, я к тебе по-иному вернусь!
    
    По степям и болотам не кончен поход,
    Над землёю проносится огненный год,
    На обломках Берлина ему затухать,
    На развалинах Пруссии нам отдыхать,
    И да будет, ржавея на наших штыках,
    Кровь врага оправданием нашим в веках.
    
    Там, в проулках чужих городов-тайников,
    В час расплаты отыщут своих двойников
    Каждый дом, каждый листик с чугунных оград,
    Каждый камень твоих мостовых, Ленинград!
    Кто посмеет упрёком нас остановить,
    Нас, из братских могил восстающих, чтоб мстить?
    
    Слишком мало обратных дорог у солдат,
    Но возникнешь пред тем, кто вернётся назад,
    Воплощением наших надежд и страстей,
    Ты — внезапный и вечный в своей красоте,
    Как бессмертная сказка на снежной земле,
    Как мгновенный узор на морозном стекле.



    Ленинград (Осип Эмильевич Мандельштам)

    Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
    До прожилок, до детских припухлых желез.
    
    Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
    Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
    
    Узнавай же скорее декабрьский денек,
    Где к зловещему дегтю подмешан желток.
    
    Петербург! я еще не хочу умирать!
    У тебя телефонов моих номера.
    
    Петербург! У меня еще есть адреса,
    По которым найду мертвецов голоса.
    
    Я на лестнице черной живу, и в висок
    Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
    
    И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
    Шевеля кандалами цепочек дверных.

    Декабрь 1930


    Ленинград в марте 1941 года (Анна Андреевна Ахматова)

    Cardan solaire* на Меньшиковом доме.
    Подняв волну, проходит пароход.
    О, есть ли что на свете мне знакомей,
    Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!
    Как щелочка, чернеет переулок.
    Садятся воробьи на провода.
    У наизусть затверженных прогулок
    Соленый привкус — тоже не беда.
    
    * Солнечные часы (франц.).

    1941


    Май в Петербурге (Алексей Николаевич Апухтин)

    Месяц вешний, ты ли это?
    Ты, предвестник близкий лета,
    Месяц песен соловья?
    Май ли, жалуясь украдкой,
    Ревматизмом, лихорадкой
    В лазарете встретил я?
    
    Скучно! Вечер темный длится -
    Словно зимний! Печь дымится,
    Крупный дождь в окно стучит;
    Все попрятались от стужи,
    Только слышно, как чрез лужи
    Сонный ванька дребезжит.
    
    А в краю, где протекали
    Без забот и без печали
    Первой юности года,
    Потухает луч заката
    И зажглась во тьме богато
    Ночи мирная звезда.
    
    Вдоль околицы мелькая,
    Поселян толпа густая
    С поля тянется домой;
    Зеленеет пышно нива,
    И под липою стыдливо
    Зреет ландыш молодой.
    

    27 мая 1855


    Моему городу (Анна Андреевна Ахматова)

    Так под кровлей Фонтанного Дома,
    Где вечерняя бродит истома
    С фонарем и связкой ключей,
    Я аукалась с дальним эхом,
    Неуместным смущая смехом
    Непробудную сонь вещей,
    Где, свидетель всего на свете,
    На закате и на рассвете
    Смотрит в комнату старый клен
    И, предвидя нашу разлуку.
    Мне иссохшую черную руку
    Как за помощью тянет он.
    А земля под ногой гудела,
    И такая звезда глядела,
    В мой еще не брошенный дом,
    И ждала условного звука:
    Это где-то там, у Тобрука,
    Это где-то здесь за углом.
    Ты не первый и не последний
    Темный слушатель светлых бредней,
    Мне какую готовишь месть?
    Ты не выпьешь, только пригубишь
    Эту горечь из самой глуби -
    Это вечной разлуки весть.
    Положи мне руку на темя,
    Пусть теперь остановится время
    На тобою данных часах.
    Нас несчастие не минует,
    И кукушка не закукует
    В опаленных наших лесах.
    А не ставший моей могилой,
    Ты, гранитный, кромешный, милый,
    Побледнел, помертвел, затих.
    Разлучение наше мнимо:
    Я с тобою неразлучима,
    Тень моя на стенах твоих,
    Отраженье мое в каналах,
    Звук шагов в Эрмитажных залах,
    И на гулких сводах мостов -
    И на старом Волковом Поле,
    Где могу я рыдать на воле
    В чаще новых твоих крестов.



    Можайск (Геннадий Фёдорович Шпаликов)

    В желтых липах спрятан вечер,
    Сумерки спокойно сини,
    Город тих и обесцвечен,
    Город стынет.
    
    Тротуары, тротуары
    Шелестят сухой листвою,
    Город старый, очень старый
    Под Москвою.
    
    Деревянный, краснокрыший,
    С бесконечностью заборов,
    Колокольным звоном слышен
    Всех соборов.
    
    Полутени потемнели,
    Тени смазались краями,
    Переулки загорели
    Фонарями.
    
    Здесь остриженный, безусый,
    В тарантасе плакал глухо
    Очень милый, очень грустный
    Пьер Безухов.

    1956


    Москва (Вячеслав Иванович Иванов)

                  А М. Ремизову
    
    Влачась в лазури, облака
    Истомой влаги тяжелеют.
    Березы никлые белеют,
    И низом стелется река.
    
    И Город-марево, далече
    Дугой зеркальной обойден, —
    Как солнца зарных ста знамен —
    Ста жарких глав затеплил свечи.
    
    Зеленой тенью поздний свет,
    Текучим золотом играет;
    А Град горит и не сгорает,
    Червонный зыбля пересвет.
    
    И башен тесною толпою
    Маячит, как волшебный стан,
    Меж мглой померкнувших полян
    И далью тускло-голубою;
    
    Как бы, ключарь мирских чудес,
    Всей столпной крепостью заклятий
    Замкнул от супротивных ратей
    Он некий талисман небес.



    Москва (Каролина Карловна Павлова)

    День тихих грез, день серый и печальный;
    На небе туч ненастливая мгла,
    И в воздухе звон переливно-дальный,
    Московский звон во все колокола.
    
    И, вызванный мечтою самовластной,
    Припомнился нежданно в этот час
    Мне час другой,— тогда был вечер ясный,
    И на коне я по полям неслась.
    
    Быстрей! быстрей! и, у стремнины края
    Остановив послушного коня,
    Взглянула я в простор долин: пылая,
    Касалось их уже светило дня.
    
    И город там палатный и соборный,
    Раскинувшись широко в ширине,
    Блистал внизу, как бы нерукотворный,
    И что-то вдруг проснулося во мне.
    
       Москва! Москва! что в звуке этом?
       Какой отзыв сердечный в нем?
       Зачем так сроден он с поэтом?
       Так властен он над мужиком?
    
    Зачем сдается, что пред нами
    В тебе вся Русь нас ждет любя?
    Зачем блестящими глазами,
    Москва, смотрю я на тебя?
    
    Твои дворцы стоят унылы,
    Твой блеск угас, твой глас утих,
    И нет в тебе ни светской силы,
    Ни громких дел, ни благ земных.
    
    Какие ж тайные понятья
    Так в сердце русском залегли,
    Что простираются объятья,
    Когда белеешь ты вдали?
    
    Москва! в дни страха и печали
    Храня священную любовь,
    Недаром за тебя же дали
    Мы нашу жизнь, мы нашу кровь.
    
    Недаром в битве исполинской
    Пришел народ сложить главу
    И пал в равнине Бородинской,
    Сказав: «Помилуй, бог, Москву!»
    
    Благое было это семя,
    Оно несет свой пышный цвет,
    И сбережет младое племя
    Отцовский дар, любви завет.

    1844


    На Невском ночью (Саша Чёрный)

    Темно под арками Казанского собора.
    Привычной грязью скрыты небеса.
    На тротуаре в вялой вспышке спора
    Хрипят ночных красавиц голоса.
    
    Спят магазины, стены и ворота.
    Чума любви в накрашенных бровях
    Напомнила прохожему кого-то,
    Давно истлевшего в покинутых краях...
    
    Недолгий торг окончен торопливо —
    Вон на извозчике любовная чета:
    Он жадно курит, а она гнусит.
    
    Проплыл городовой, зевающий тоскливо,
    Проплыл фонарь пустынного моста,
    И дева пьяная вдогонку им свистит.

    <1913>


    Новгород (Дмитрий Владимирович Веневитинов)

    (Посвящено к<няжне> А. И. Т<рубецкой>)
    
    «Валяй, ямщик, да говори,
    Далеко ль Новград?» — «Недалеко,
    Версты четыре или три.
    Вон видишь что-то там высоко,
    Как черный лес издалека...»
    — «Ну, вижу; это облака».
    — «Нет! Это новградские кровли».
    Ты ль предо мной, о древний град
    Свободы, славы и торговли!
    Как живо сердцу говорят
    Холмы разбросанных обломков!
    Не смолкли в них твои дела,
    И слава предков перешла
    В уста правдивые потомков.
    «Ну, тройка! духом донесла!»
    — «Потише. Где собор Софийской?»
    — «Собор отсюда, барин, близко.
    Вот улица, да влево две,
    А там найдешь уж сам собою,
    И крест на золотой главе
    Уж будет прямо пред тобою».
    Везде былого свежий след!
    Века прошли... но их полет
    Промчался здесь, не разрушая.
    «Ямщик! Где площадь вечевая?»
    — «Прозванья этого здесь нет...»
    — «Как нет?» — «А, площадь? Недалеко:
    За этой улицей широкой.
    Вот площадь. Видишь шесть столбов?
    По сказкам наших стариков,
    На сих столбах висел когда-то
    Огромный колокол, но он
    Давно отсюда увезен».
    — «Молчи, мой друг; здесь место свято:
    Здесь воздух чище и вольней!
    Потише!.. Нет, ступай скорей:
    Чего ищу я здесь, безумный?
    Где Волхов?» — «Вот перед тобой
    Течет под этою горой...»
    Всё так же он, волною шумной
    Играя, весело бежит!..
    Он о минувшем не грустит.
    Так всё здесь близко, как и прежде...
    Теперь ты сам ответствуй мне,
    О Новград! В вековой одежде
    Ты предо мной, как в седине,
    Бессмертных витязей ровесник.
    Твой прах гласит, как бдящий вестник,
    О непробудной старине.
    Ответствуй, город величавый:
    Где времена цветущей славы,
    Когда твой голос, бич князей,
    Звуча здесь медью в бурном вече,
    К суду или к кровавой сече
    Сзывал послушных сыновей?
    Когда твой меч, гроза соседа,
    Карал и рыцарей, и шведа,
    И эта гордая волна
    Носила дань войны жестокой?
    Скажи, где эти времена?
    Они далёко, ах, далёко!

    Между октябрем и декабрем 1826


    Новгород (Эдуард Иванович Губер)

    Время пролетело,
    Слава прожита,
    Вече онемело,
    Сила отнята.
    
    Город воли дикой,
    Город буйных сил,
    Новгород великой
    Тихо опочил.
    
    Слава отшумела,
    Время протекло,
    Площадь опустела,
    Вече отошло.
    
    Вольницу избили,
    Золото свезли,
    Вече распустили,
    Колокол снесли.
    
    Порешили дело...
    Всё кругом молчит,
    Только Волхов смело
    О былом шумит.
    
    Белой плачет кровью
    О былых боях
    И поет с любовью
    О старинных днях.
    
    Путник тихо внемлет
    Песне ярых воли
    И опять задремлет,
    Тайной думы полн.

    Между 1838 и 1840


    Новгород (Константин Сергеевич Аксаков)

    Всё вокруг, поля и воды,
       Всё мороз сковал.
    Но не мерзнет синий Волхов
       И крутит свой вал.
    
    Долго ты с народом вольным,
       Волхов, дружно жил,
    Долго синею волною
       Ты ему служил.
    
    Разнося свой звон далече
       Вдоль твоих брегов,
    Колокол сзывал на вече
       Новграда сынов.
    
    И, волнуяся, как море,
       Шумен, как оно,
    Собирался на просторе
       Весь народ в одно.
    
    Господина Новаграда
       Глас тогда звучал,
    Он творил и суд и правду
       И дела решал.
    
    Был тогда великий Новград
       Славен и богат
    И держал в руках могучих
       Злато и булат.
    
    Всё прошло. Не слышно вече, -
       Колокола нет:
    Снят и увезен далече, -
       Позабыт и след.
    
    Всё пустынно и уныло,
       Имя лишь одно
    Говорит о том, что было
       И прошло давно...
    
    Нет, таким печальным вздохом
       Можно ль кончить речь?
    Русской жизни надо шире,
       Не Новградом течь!
    
    Новгород, ты целой Руси
       Уступил права,
    И, избранница всей Руси,
       Поднялась Москва.
    
    И в Москву, на вольны речи,
       Всей Землей с тех пор,
    Заменяя древне вече,
       Собрался собор.
    
    И Великой Руси дело -
       Собиранье сил -
    Русью Малой, Русью Белой
       Бог благословил...

    1861, Новгород


    Новгород (Михаил Юрьевич Лермонтов)

    Сыны снегов, сыны славян,
    Зачем вы мужеством упали?
    Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
    Как все тираны погибали!..
    До наших дней при имени свободы
    Трепещет ваше сердце и кипит!..
    Есть бедный град, там видели народы
    Всё то, к чему теперь ваш дух летит.

    3 октября 1830


    Новград (Алексей Степанович Хомяков)

    Средь опустенья и развалин, 
    Над быстрой волховской струей, 
    Лежит он мрачен и печален, 
    К земле приникнув головой.
    Обнажены власы ведые;
    Совлечены с могучих плеч
    Доспехи грозные, стальные, 
    И сокрушен булатный меч;
    Широкий щит, разбитый в брани, 
    Вдали лежит среди полей, 
    И на бросавшей молньи длани
    Гремит бесславие цепей.
    Тебя ли зрю, любимец славы?
    Веков минувших мощный сын, 
    Племен властитель величавый, 
    России древний исполин?
    Ах, не таков в минувши годы
    Являлся ты своим врагам!
    Тогда покорные народы
    Носили дань к твоим стопам;
    Ты средь толпы сынов стоял
    И твой венец из мшистых башен
    Чело свободное венчал.

    [Начало 1820-х годов]


    Петербург (Иннокентий Фёдорович Анненский)

    Желтый пар петербургской зимы,
    Желтый снег, облипающий плиты...
    Я не знаю, где вы и где мы,
    Только знаю, что крепко мы слиты.
    
    Сочинил ли нас царский указ?
    Потопить ли нас шведы забыли?
    Вместо сказки в прошедшем у нас
    Только камни да страшные были.
    
    Только камни нам дал чародей,
    Да Неву буро-желтого цвета,
    Да пустыни немых площадей,
    Где казнили людей до рассвета.
    
    А что было у нас на земле,
    Чем вознесся орел наш двуглавый,
    В темных лаврах гигант на скале,-
    Завтра станет ребячьей забавой.
    
    Уж на что был он грозен и смел,
    Да скакун его бешеный выдал,
    Царь змеи раздавить не сумел,
    И прижатая стала наш идол.
    
    Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
    Ни миражей, ни слез, ни улыбки...
    Только камни из мерзлых пустынь
    Да сознанье проклятой ошибки.
    
    Даже в мае, когда разлиты
    Белой ночи над волнами тени,
    Там не чары весенней мечты,
    Там отрава бесплодных хотений.



    Петербург (Михаил Леонидович Лозинский)

    	I
    
    Здесь утра трудны и туманны,
    И все во льду, и все молчит.
    Но свет торжественный и бранный
    В тревожном воздухе сквозит.
    
    Но сердце знает: в доле знойной,
    В далеком, новом бытии
    Мы будем помнить, город стройный,
    Виденья вещие твои
    
    И нам светивший, в жизни бедной,
    Как память ветхая слепцов,
    В небесном дыме факел бледный
    Над смутным берегом дворцов.
    
    1912
    
    	II
    
    Как в призванных сердцах — провиденье судьбы,
    Есть в вечных городах просветы роковые, —
    Костры далекие, скрижали огневые,
    Над дымом времени нетленные гербы.
    Ты в ветре рвущемся встречаешь лет столетий,
    Мой город, властелин неукротимых вод,
    Фрегатом радостным отплывший на рассвете
    В моря без имени, в пустынный переход.
    И, мертвый, у руля, твой кормчий неуклонный,
    Пронизан счастием чудовищного сна,
    Ведя свой верный путь, в дали окровавленной
    Читает знаменья и видит письмена.
    
    22.IX.1913



    Петербург (Борис Леонидович Пастернак)

    Как в пулю сажают вторую пулю
    Или бьют на пари по свечке,
    Так этот раскат берегов и улиц
    Петром разряжен без осечки.
    
    О, как он велик был! Как сеткой конвульсий
    Покрылись железные щеки,
    Когда на Петровы глаза навернулись,
    Слезя их, заливы в осоке!
    
    И к горлу балтийские волны, как комья
    Тоски, подкатили; когда им
    Забвенье владело; когда он знакомил
    С империей царство, край - с краем.
    
    Нет времени у вдохновенья. Болото,
    Земля ли, иль море, иль лужа,-
    Мне здесь сновиденье явилось, и счеты
    Сведу с ним сейчас же и тут же.
    
    Он тучами был, как делами, завален.
    В ненастья натянутый парус
    Чертежной щетиною ста готовален
    Bрезалася царская ярость.
    
    В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,
    Века пожирая, стояли
    Шпалеры бессонниц в горячечном гаме
    Рубанков, снастей и пищалей.
    
    И знали: не будет приема. Ни мамок,
    Ни дядек, ни бар, ни холопей.
    Пока у него на чертежный подрамок
    Надеты таежные топи.
            ________
    
    Волны толкутся. Мостки для ходьбы.
    Облачно. Небо над буем, залитым
    Мутью, мешает с толченым графитом
    Узких свистков паровые клубы.
    
    Пасмурный день растерял катера.
    Снасти крепки, как раскуренный кнастер.
    Дегтем и доками пахнет ненастье
    И огурцами - баркасов кора.
    
    С мартовской тучи летят паруса
    Наоткось, мокрыми хлопьями в слякоть,
    Тают в каналах балтийского шлака,
    Тлеют по черным следам колеса.
    
    Облачно. Щелкает лодочный блок.
    Пристани бьют в ледяные ладоши.
    Гулко булыжник обрушивши, лошадь
    Глухо вьезжает на мокрый песок.
            ________
    
    Чертежный рейсфедер
    Всадника медного
    От всадника - ветер
    Морей унаследовал.
    
    Каналы на прибыли,
    Нева прибывает.
    Он северным грифилем
    Наносит трамваи.
    
    Попробуйте, лягте-ка
    Под тучею серой,
    Здесь скачут на практике
    Поверх барьеров.
    
    И видят окраинцы:
    За Нарвской, на Охте,
    Туман продирается,
    Отодранный ногтем.
    
    Петр машет им шляпою,
    И плещет, как прапор,
    Пурги расцарапанный,
    Надорванный рапорт.
    
    Сограждане, кто это,
    И кем на терзанье
    Распущены по ветру
    Полотнища зданий?
    
    Как план, как ландкарту
    На плотном папирусе,
    Он город над мартом
    Раскинул и выбросил.
            ________
    
    Тучи, как волосы, встали дыбом
    Над дымной, бледной Невой.
    Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,
    Город - вымысел твой.
    
    Улицы рвутся, как мысли, к гавани
    Черной рекой манифестов.
    Нет, и в могиле глухой и в саване
    Ты не нашел себе места.
    
    Воли наводненья не сдержишь сваями.
    Речь их, как кисти слепых повитух.
    Это ведь бредишь ты, невменяемый,
    Быстро бормочешь вслух.

    1915


    Петербург (Вадим Данилович Гарднер)

    Меж тонких льдин вода струится;
    И отсвет уличных огней
    Винтами яркими крутится
    В стекле Петропольских зыбей.
    
    Вон там лиловыми дугами
    Ряды сияют фонарей;
    Двумя живыми ручейками
    Толпа встречается людей.
    
    Люблю тебя, Нева седая,
    И льдов твоих звенящий треск, —
    И бег и вспышки звезд трамвая,
    И гул, и проволоки блеск;
    
    И снег сыпучий под санями,
    Подушки шапок кучерских,
    И понукание конями,
    И пар моторов деловых.
    
    Люблю я конок ход ленивый,
    И дребезжанье стекол их, —
    Зимы рисунок прихотливый
    На окнах лавок городских.
    
    Люблю по Невскому прогулки,
    Гостиный двор и каланчу,
    Мосты, сады и переулки,
    В часовне бедную свечу,
    
    И звон колоколов собора,
    И колокольню в синей мгле,
    И на коне с грозою взора
    Петра на северной скале.
    
    Люблю Царицын луг веселый,
    Полеты легких скакунов,
    И грохот конницы тяжелой,
    И лес кудрявых казаков; —
    
    И раны старых гренадеров
    Курносых Павловских солдат, —
    И сталь штыков, и блеск манерок,
    Громовый «Здравия» раскат.
    
    Люблю зеленые лафеты
    И дула пушек полевых,
    А в полдень грозные приветы
    Из жерл орудий крепостных.
    
    Люблю, когда по тротуарам
    Скользит, снует толпа теней,
    Когда седым клубятся паром
    Бока и ноздри лошадей;
    
    — Ветвей волшебные наряды,
    И синий снег в морозный день,
    И солнца пурпурные взгляды,
    Огонь костра, и дым, и тень.
    
    Люблю старушек я в морщинах,
    Таких, которых на картинах
    Живописуют мастерски
    Рембрандта смелые мазки.
    
    Люблю ланит рассвет прекрасный
    И две богатые косы,
    И взор восторженный и ясный,
    Как капли утренней росы.
    
    Скажи, о юность, что милее
    И вдохновеннее тебя?
    И я когда-то был нежнее, —
    Я помню в юности себя.
    
    И я мечтал и строил замки,
    И мысль, не втиснутая в рамки,
    Бродила вольно; я горел
    И ни о чем не сожалел.
    
    Мы все тогда поэты были;
    Свежи, как майская листва,
    Мы утром дней не дорожили,
    Как лучшим даром естества.
    
    Но прочь, собравшиеся складки!
    Мгновенья прожитые сладки.
    Вздыхать о прошлом не хочу,
    Но в свой размер его включу.
    
    Влюблен я в Пушкинские ямбы,
    Порой летучие, как пух,
    (В их честь слагал я дифирамбы)
    Они пленяют русский слух.



    Петербург (Владислав Фелицианович Ходасевич)

    Напастям жалким и однообразным
    Там предавались до потери сил.
    Один лишь я полуживым соблазном
    Средь озабоченных ходил.
    
    Смотрели на меня — и забывали
    Клокочущие чайники свои;
    На печках валенки сгорали;
    Все слушали стихи мои.
    
    А мне тогда в тьме гробовой, российской,
    Являлась вестница в цветах,
    И лад открылся музикийский
    Мне в сногсшибательных ветрах.
    
    И я безумел от видений,
    Когда чрез ледяной канал,
    Скользя с обломанных ступеней,
    Треску зловонную таскал,
    
    И каждый стих гоня сквозь прозу,
    Вывихивая каждую строку,
    Привил-таки классическую розу
    К советскому дичку.

    12 декабря 1925, Chaville


    Петербург (Владимир Владимирович Набоков)

    Он на трясине был построен
    средь бури творческих времен:
    он вырос — холоден и строен,
    под вопли нищих похорон.
    
    Он сонным грезам предавался,
    но под гранитною пятой
    до срока тайного скрывался
    мир целый,— мстительно-живой.
    
    Дышал он смертною отравой,
    весь беззаконных полон сил.
    А этот город величавый
    главу так гордо возносил.
    
    И оснеженный, в дымке синей
    однажды спал он,— недвижим,
    как что-то в сумрачной трясине
    внезапно вздрогнуло под ним.
    
    И все кругом затрепетало,
    и стоглагольный грянул зов:
    раскрывшись, бездна отдавала
    зaвopoженныx мертвецов.
    
    И пошатнулся всадник медный,
    и помрачился свод небес,
    и раздавался крик победный:
    «Да здравствует болотный бес».



    Петербург (Город туманов и снов) (Поликсена Сергеевна Соловьева)

    Город туманов и снов
    Встает предо мною
    С громадой неясною
    Тяжких домов,
    С цепью дворцов,
    Отраженных холодной Невою.
    Жизнь торопливо бредет
    Здесь к цели незримой...
    Я узнаю тебя с прежней тоской,
    Город больной,
    Неласковый город любимый!
    Ты меня мучишь, как сон,
    Вопросом несмелым...
    Ночь, но мерцает зарей небосклон...
    Ты весь побежден
    Сумраком белым.

    1901


    Петербург (Мне снятся жуткие провалы) (Поликсена Сергеевна Соловьева)

    "Быть Петербурху пусту" 
    Евдокия 
    
    Мне снятся жуткие провалы 
    Зажатых камнями дворов, 
    И черно-дымные каналы, 
    И дымы низких облаков. 
    
    Молчат широкие ступени, 
    Молчат угрюмые дворцы, 
    Лишь всхлипывает дождь осенний, 
    Слезясь на скользкие торцы. 
    
    На площадях пустынно-гулких 
    Погас огней янтарный ряд, 
    Безмолвны щели-переулки, 
    Безогнен окон мертвый взгляд. 
    
    И ветер панихиду стонет 
    По скатам крыш, средь черных труб, 
    И мгла осенняя хоронит, 
    Омыв дождями, тяжкий труп. 
    
    О, город крови и мучений, 
    Преступных и великих дел! 
    Незабываемых видений 
    Твой зодчий дал тебе удел. 
    
    О, город страшный и любимый! 
    Мне душу пьют твой мрак и тишь. 
    Проклятьем женщины томимый, 
    Ты умер?.. Нет, не умер,- спишь. 
    
    И снится: кто-то невысокий, 
    В плаще, с кудрявой головой, 
    Проходит грустный, одинокий, 
    И шепчет сладостные строки 
    Над молчаливою Невой. 
    
    И верю я, что смерть безвластна 
    И нет бесславного конца, 
    Что Он проходит не напрасно 
    И что сильнее злобы страстной 
    Благословение певца. 



    Петроград (Максимилиан Александрович Волошин)

        Из цикла «Пути России»
    
                                  Сергею Эфрону
    
    Как злой шаман, гася сознанье
    Под бубна мерное бряцанье
    И опоражнивая дух,
    Распахивает дверь разрух —
    И духи мерзости и блуда
    Стремглав кидаются на зов,
    Вопя на сотни голосов,
    Творя бессмысленные чуда, —
    И враг, что друг, и друг, что враг,
    Меречат и двоятся… — так,
    Сквозь пустоту державной воли,
    Когда-то собранной Петром,
    Вся нежить хлынула в сей дом
    И на зияющем престоле,
    Над зыбким мороком болот
    Бесовский правит хоровод.
    Народ, безумием объятый,
    О камни бьётся головой
    И узы рвёт, как бесноватый…
    Да не смутится сей игрой
    Строитель внутреннего Града —
    Те бесы шумны и быстры:
    Они вошли в свиное стадо
    И в бездну ринутся с горы.



    Петроград (Зинаида Николаевна Гиппиус)

    Кто посягнул на детище Петрово?
    Кто совершенное деянье рук
    Смел оскорбить, отняв хотя бы слово,
    Смел изменить хотя б единый звук?
    
    Не мы, не мы... Растерянная челядь,
    Что, властвуя, сама боится нас!
    Все мечутся да чьи-то ризы делят,
    И всё дрожат за свой последний час.
    
    Изменникам измены не позорны.
    Придет отмщению своя пора...
    Но стыдно тем, кто, весело-покорны,
    С предателями предали Петра.
    
    Чему бездарное в вас сердце радо?
    Славянщине убогой? Иль тому,
    Что к "Петрограду" рифм гулящих стадо
    Крикливо льнет, как будто к своему?
    
    Но близок день - и возгремят перуны...
    На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей
    Восстанет он, всё тот же, бледный, юный,
    Всё тот же - в ризе девственных ночей,
    
    Во влажном визге ветреных раздолий
    И в белоперистости вешних пург,-
    Созданье революционной воли -
        Прекрасно-страшный Петербург!

    14 декабря 1914


    Петроград (Степан Петрович Шевырев)

    Море спорило с Петром:
    "Не построишь Петрограда;
    Покачу я шведской гром,
    Кораблей крылатых стадо.
    Хлынет вспять моя Нева,
    Ополченная водами:
    За отъятые права
    Отомщу её волнами.
    
    Что тебе мои поля,
    Вечно полные волнений?
    Велика твоя земля,
    Не озреть твоих владений!"
    Глухо Пётр внимал речам:
    Море злилось и шумело,
    По синеющим устам
    Пена белая кипела.
    
    Речь Петра гремит в ответ:
    "Сдайся, дерзостное море!
    Нет, - так пусть узнает свет:
    Кто из нас могучей в споре?
    Станет град же, наречён
    По строителе высоком:
    Для моей России он
    Просвещенья будет оком.
    
    По хребтам твоих же вод,
    Благодарна, изумленна,
    Плод наук мне принесёт
    В пользу чад моих вселенна, -
    И с твоих же берегов
    Да узрят народы славу
    Руси бодрственных сынов
    И окрепшую державу".
    
    Рек могучий - и речам
    Море вторило сурово,
    Пена билась по устам,
    Но сбылось Петрово слово.
    Чу!.. в Рифей стучит булат!
    Истекают реки злата,
    И родится чудо-град
    Из неплодных топей блата.
    
    Тяжкой движется стопой
    Исполин - гранит упорный
    И приемлет вид живой,
    Млату бодрому покорный.
    И в основу зыбких блат
    Улеглися миллионы:
    Всходят храмы из громад
    И чертоги и колонны.
    
    Шпиц, прорезав недра туч,
    С башни вспыхнул величавый,
    Как ниспадший солнца луч
    Или луч Петровой славы.
    Что чернеет лоно вод?
    Что шумят валы морские?
    То дары Петру несёт
    Побежденная стихия.
    
    Прилетели корабли.
    Вышли чуждые народы
    И России принесли
    Дань наук и плод свободы.
    Отряхнув она с очей
    Мрак невежественной ночи,
    К свету утренних лучей
    Отверзает бодры очи.
    
    Помнит древнюю вражду,
    Помнит мстительное море,
    И да мщенья примет мзду,
    Шлёт на град потоп и горе.
    Ополчается Нева,
    Но от твёрдого гранита,
    Не отъяв свои права,
    Удаляется сердита.
    
    На отломок диких гор
    На коне взлетел строитель;
    На добычу острый взор
    Устремляет победитель;
    Зоркий страж своих работ
    Взором сдерживает море
    И насмешливо зовёт:
    "Кто ж из нас могучей в споре?"

    9 августа, 1829, Остров Искио


    "Пусти меня, отдай меня, Воронеж" (Осип Эмильевич Мандельштам)

    Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
    Уронишь ты меня иль проворонишь,
    Ты выронишь меня или вернешь,-
    Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож.

    Апрель 1935


    С.-Петербург (Вильгельм Александрович Зоргенфрей)

        (Отрывок из краткой географии России) 
    
    Чем известна, чем гордится 
    Развеселая столица? 
    Как поддержит свой престиж 
    Русский Лондон и Париж? 
    Александровской колонной, 
    Кавалерией салонной, 
    Медной статуей Петра 
    И конюшнями двора; 
    Правоведами в корсетах, 
    Хулиганами в манжетах, 
    Петропавловским мешком 
    И Семеновским полком; 
    Всей полицией угрюмой, 
    Государственною думой, 
    Резиденцией царя 
    И Девятым января; 
    Нововременской крамолой, 
    Заколоченною школой, 
    Ожиданием "конца" 
    И решеткой вкруг дворца; 
    Униженьем человека, 
    Совещанием Кобека, 
    Храмом начатым Христа 
    И актрисой Балета. 

    <11 декабря 1905>


    Санкт-Петербург (Николай Яковлевич Агнивцев)

    Ах, как приятно в день весенний 
    Урвать часок на променад 
    И для галантных приключений 
    Зайти в веселый "Летний сад". 
    
    Там, средь толпы жантильно-гибкой, 
    Всегда храня печальный вид, 
    С разочарованной улыбкой 
    Поручик Лермонтов стоит!.. 
    
    Ах, Санкт-Петербург, все в тебе очень странно, 
    Серебряно-призрачный город туманов... 
    
    Ах, Петербург, красавиц "мушки", 
    Дворцы, каналы, Невский твой! 
    И Александр Сергеич Пушкин 
    У парапета над Невой! 
    А белой ночью, как нелепость, 
    Забывши день, всю ночь без сна 
    На "Петропавловскую крепость" 
    Глядеть из темного окна!.. 
    И, лишь запрут в "Гостинном" лавки, 
    Несутся к небу до утра 
    Рыданье Лизы у "Канавки" 
    И топот Медного Петра!.. 
    
    Ах, Санкт-Петербург, все в тебе очень странно, 
    Серебряно-призрачный город туманов... 
    
    Ах, Петербург, красавиц "мушки", 
    Дворцы, каналы, Невский твой! 
    И Александр Сергеич Пушкин 
    У парапета над Невой! 



    Санкт-Петербург (Владимир Владимирович Набоков)

    Ко мне, туманная Леила!
    Весна пустынная, назад!
    Бледно-зеленые ветрила
    дворцовый распускает сад.
    
    Орлы мерцают вдоль опушки.
    Нева, лениво шелестя,
    как Лета льется. След локтя
    оставил на граните Пушкин.
    
    Леила, полно, перестань,
    не плачь, весна моя былая.
    На вывеске плавучей — глянь —
    какая рыба голубая.
    
    В петровом бледном небе — штиль,
    флотилия туманов вольных,
    и на торцах восьмиугольных
    все та же золотая пыль.



    Стихи о Петербурге (Анна Андреевна Ахматова)

                          I
    
    Вновь Исакий в облаченьи
    Из литого серебра...
    Стынет в грозном нетерпеньи.
    Конь Великого Петра.
    
    Ветер душный и суровый
    С черных труб сметает гарь...
    Ах! своей столицей новой
    Недоволен государь.
    
                          II
    
    Сердце бьется ровно, мерно.
    Что мне долгие года!
    Ведь под аркой на Галерной
    Наши тени навсегда.
    
    Сквозь опущенные веки
    Вижу, вижу, ты со мной -
    И в руке твоей навеки
    Неоткрытый веер мой.
    
    Оттого, что стали рядом
    Мы в блаженный миг чудес.
    В миг, когда над Летним Садом
    Месяц розовый воскрес -
    
    Мне не надо ожиданий
    У постылого окна
    И томительных свиданий.
    Ах! любовь утолена.
    
    Ты свободен, я свободна,
    Завтра лучше, чем вчера, -
    Над Невою темноводной,
    Под улыбкою холодной
    Императора Петра.



    Таганрог (Валентин Яковлевич Парнах)

    Мой сон — закаты, гавань Таганрога,
    Дух корабельных смол,
    Холмы, маяк, веселая дорога
    И одинокий мол.
    
    О пароходы греков и фелуки,
    И старых бухт приют,
    Где враз сирены портовой разлуки,
    Как вопли строф, поют!
    
    Часы среди друзей, прогулки в лодке,
    Сады, прохладный дом —
    Лишь отдых неожиданный, короткий
    В безумии моем.

    1914




    Всего стихотворений: 48



    Количество обращений к теме стихотворений: 17093





  • Последние стихотворения


    Рейтинг@Mail.ru russian-poetry.ru@yandex.ru

    Русская поэзия