Аркадий Александрович Селиванов (1876-1929)

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

Вдали от города, в необозримом море
Сухих полей, лесов и пашней, и болот,
Живет знакомое, давно родное горе.
Но, истомленная, со злом уже не споря,
            Деревня ждет…
Перчатка брошена; на мировой арене,
Где зритель и судья — страдающий народ,
Сошлись лицом к лицу и злые ночи тени
И грезы светлые минувших поколении,
            Россия ждет.

Бывают земные страданья
Полны неземной красоты…
В груди хороню я рыданья,
В букет собираю цветы.

Страданья насмешкой бичуя,
Ты топчешь земные цветы.
И к звездному небу лечу я
На крыльях знакомой мечты.

И там, где я часто бываю
Небесные дали любя, —
Прости, если я забываю
Страданья, цветы и тебя… 

В тихий час, вечерней дремы полный,
И без сна, тревожными ночами,
Волны жизни, вспененные волны,
Мы играем хрупкими ладьями.

Но самих нас гонят своевольно
В светлый мир, сквозь вечные туманы,
То любви и жертв порыв невольный,
Та страстей безумных ураганы.

Только нам не страшен мрак глубокий:
Пусть вся даль ночною мглой одета,
Маяка горит огонь далекий,
Брезжит луч грядущего рассвета,

Но когда по зеркалу залива
Чуть скользят доверчивые челны,
В тишине под солнцем дремлют нивы,
Спит весь мир, борьбою утомленный,

Мы одни в тоске тревожной плещем,
И, среди незыблемой лазури,
Этот сон нам кажется зловещим,
Тишина — затишьем перед бурей. 

Далекий друг, томительные годы
Я плыл к тебе по жизненным волнам.
И, если, вдруг, капризам непогоды,
Прибьет к твоим заветным берегам
Разбитый челн, не вынесший волненья
И в нем мой труп — напрасно не грусти,
Не обвиняй пловца в его крушеньи
И эту смерть, бесславную, прости…

Чужие руки, нехотя, небрежно,
Мою ладью спешили снарядить.
Вложили весла, парус белоснежный,
Но руль… забыли прикрепить. 

Жизнь хороша! Вы слышите ли братья?
Вы жизнь должны, как женщину любить.
То открывать ей жадные объятья
И ласки ждать, и счастия молить,
То посылать безумные проклятья…
Но только жить, во чтоб ни стало жить.
Жизнь хороша. Наполнивши стаканы
И в руки взяв, должны до дна испить.
Здесь жизни пир… И разве мы не пьяны,
Через порог боясь переступить,
Боясь закрыть сочащиеся раны, —
Чтоб только жить, во чтоб ни стало — жить. 

Злая мысль, скорее мимо, мимо…
Над людьми витает божество;
Мир идет вперед неутомимо.
Каждый шаг — победа, торжество…
Каждый шаг — ведет его в обятья
Светлой правды, знанья и добра.
Только… вопли, стоны и проклятья
От утра не молкнут до утра.

Мир идет вперед неутомимо.
Пусть конца дороге не найти,
Но, стремленьем к истине гонимый,
Ищет он все новые пути,
И на смену гаснущей надежде.
Зажигает новые лучи.
Только… кровь все льется, как и прежде,
Палачей сменяют палачи! 

Ко мне несут воспоминанья
Свой ядовитый аромат.
Я слышу вновь твои признанья,
Переживаю длинный ряд
Блаженных дней и дней страданья,
Но мира нет в душе моей.
Для схоронивших упованья
Темнее ночь и жизнь страшней.

Мне говорили, что недавно
Ты умер где-то там, вдали,
И одинокий и бесславный…
Печальный холм чужой земли
Лежит над брошенной могилой,
Но грусти нет в душе моей,
Мой бедный друг, мой вечно — милый,
Живым страшней, живым — больней!

С тихой речью в устах,
С нежной лаской в очах,
Вся в камнях дорогих,
Вся в душистых цветах,
В эту тихую ночь,
В благовонную ночь,
Гордо шествует в мир
Королевская дочь.
Слышен лепет ручья,
Слышен шепот ветвей,
Кинут пышный ковер
Из цветов перед ней,
Нежно веет в лицо
Прилетевший зефир
И встречает ее
Очарованный мир
И на трон из цветов
Он царицу ведет
И «Любовью» зовет.
И к подножью несет
Все дары молодой
Животворной весны,
Все мечтанья свои,
Все волшебные сны.

Мы с тобою, помнишь ли? Тогда,
Как орлы, свободны и могучи,
Память грез святых и скорби жгучей
Схоронили в прошлом навсегда.
А теперь? Теперь от их гробницы,
Точно две подстреленные птицы,
Улететь не можем никуда.

Я по склону Везувия долго бродил…
Черным флером одели потемки
Ряд засыпанных лавой, забытых могил
И разрушенных храмов обломки.
Я завидовал спящим в могилах немых:
Темный хаос и смерть презирая,
Они верили в счастье потомков своих,
Свято верили в жизнь умирая.
Их блаженной мечты не могли омрачить
Горькой правды угрюмые тени.
И не пряли они бесконечную нить
Наших злых, ядовитых сомнений.

Я по склону бреду; вся под флером ночным
Тихим сном засыпает долина,
А вдали, словно плача над горем земным,
И поет и звенит мандолина.

Обрывки туч проносятся над морем,
Как в голове обрывки смутных дум,
Перед грозой, иль перед новым горем, —
Не все ль равно?.. Как море дремлет ум.
Что морю в том, что ветер в ожиданьи,
Перед грозой, таинственно затих.
И что душе — грядущие страданья,
Когда она вся соткана из них… 

Вчера мы шли за гробом молчаливо…
Была весна, но падал снег с небес.
Ты спал в гробу последним сном счастливый,
А нам, живым, шептал какой то бес:
«Святой укор печальной жизни вашей
Вы в этот миг везете на погост;
И эту жизнь не сделаете краше,
Образовав за гробом длинный хвост».

Устал я от жизни в долинах
И мир мой и душен и тесен…
Мгновенье, — и цепи порву я.
Земные обеты нарушу,
К тебе, лишь к тебе, Заратустра,
На крыльях родившихся песен,
Женой и смиренной рабыней
Несу свою гордую душу.
Прижми ее к щедрому сердцу
Учителя жизни свободной.
Отри ее поздние слезы
Последних земных сожалений,
Бичуя ее, как рабыню,
Насмешкой своею холодной.
И рви ее детскую веру
Когтями великих сомнений,
Но гордую душу, как друга
Введи за собой на вершину!
И книги великой познанья
Открой ей святые страницы.
Устал я от жизни в долинах
И мир этот скоро покину;
Навстречу грядущему солнцу
Взлетают бессонные птицы.

Здесь, на земле, во тьме бессилья,
Нет места светлым чудесам.
А бурей сломанные крылья,
Нас не поднимут к небесам.

И рано ль, поздно ль, но уныло
Покинут гордые мечты,
Как над заброшенной могилой
Дождем забитые цветы.

Скучное небо висит надо мною,
Точно свинцовой, сплошной пеленою.
По небу серой, бесформенной кучей
Тянутся медленно сонные тучи
И, незнакомые с южной грозою,
Тихо роняют слезу за слезою.
Красного солнышка, весел, могуч,
И не проглянет живительный луч
Звёзды ночные и те не видны…
Вот оно, небо родной стороны!,
Точно свинцовой, сплошной пеленою.
По небу серой, бесформенной кучей
Тянутся медленно сонные тучи
И, незнакомые с южной грозою,
Тихо роняют слезу за слезою.
Красного солнышка, весел, могуч,
И не проглянет живительный луч
Звёзды ночные и те не видны…
Вот оно, небо родной стороны!

Скоро ночь. Ночная стража
Повторяет свой пароль.
Отпустивши на ночь пажа,
У окна сидит король.
Maндолины сладкозвучной
Не касается рука,
Королю сегодня скучно
И на лбу, как облака,
Собираются морщины.
Он зевает, он хандрит
От ничтожнейшей причины:
Шут его схватил плеврит,
Доктора сказали: «Плох…
До утра едва ль дотянет.
Впрочем, тут никто, как Бог,
Может он еще и встанет».
И король о нем вздыхает,
Глядя сумрачно в окно:
«Все на свете умирает,
Нам бессмертье не дано!»
Все стихает там и тут…
А на черной половине,
Приготовившись к кончине,
Дышит тяжко бедный шут.
Спит-не спит… То, мнится, ходит
В летний полдень по траве,
То, очнется, — мысли бродят
В воспаленной голове:
Сколько зла он в жизни видел,
Сколько зла принес другим,
Как, смеяся, ненавидел
Все проходит перед ним.
Но минувшей жизни «сладкой»
Не жалеет он ничуть
На душе его так гадко.
Жар палит и ноет грудь…
И один в своей постели
Шепчет он: «Эх, все равно…
А недурно, в самом деле,
Что бессмертье не дано!»

«Он еретик», — решает приговор
«Он был святой», — в толпе твердят несмело.
И человек, одетый в саван белый,
Целует крест и всходит на костер.

Костер погас. Расходится толпа
В ее очах еще и дым и пламя…
Но вглубь небес, синеющих над нами,
Уже бежит незримая тропа.

И пепла горсть оставив на земле,
Бессмертный дух уже парит в эфире,
Забыв навек о нашем бедном мире,
О наших снах, и нашем вечном зле.

Но если там, в своем последнем сне, —
Найдет Ничто, взамен святого рая, —
Он будет вновь, стократ больней страдая,
Гореть века на медленном огне.

Не вини, что песнь, порой, невольно
Зарыдав, порвется на струнах.
Не рожден, увы, я тучкой вольной
В голубых, безгрешных небесах.
Да и та, в тот час, как ей случится
Над страною нашей пролетать,
Если вниз попристальней вглядится, —
Тоже слез не может удержать.

Чашу счастья хотел бы испить я,
Одиноким, в жилище орла…
Но мы связаны крепкою нитью
С этим миром печали и зла.

Чашу горя я пью, умирая
На земле в тесной норе крота
Но в душе еще отзвуки рая
И далеких небес красота.

                      А. Ф. Мейснеру

Я, как и ты, любил когда-то волны
И шепот их вечерних голосов,
И солнца луч, и ласки и безмолвный
Осенний мрак задумчивых лесов.

Бродя в лесу, увидел я случайно,
Печальный труп, уже истлевший труп.
Кто был казнен? За что? — Осталось тайной…
А плахой был седой, столетний дуб.

И помню день: толпа просила хлеба,
Ей дали смерть, должно быть, из любви…
А солнца луч, посланник светлый неба,
Играл в крови, в пролившейся крови.

Я, как и ты, любил безумно море,
А волны мне шептали в полумгле:
«Есть где-то край, где меньше слез и горя
И меньше жертв схоронено в земле».

И с той поры, тоски и гнева полный,
Мой дух живет на чуждых берегах.
Вот почему про солнце, лес и волны
Так мало слов найдешь в моих стихах.

Всего стихотворений: 20