Русская поэзия
Русские поэтыБиографииСтихи по темам
Случайное стихотворениеСлучайная цитата
Рейтинг русских поэтовРейтинг стихотворений
Переводы русских поэтов на другие языки

Русская поэзия >> Владимир Александрович Мазуркевич

Владимир Александрович Мазуркевич (1871-1942)


Все стихотворения на одной странице


Memento mori

Ты хороша, как гений зла!
Твоих страстей живая сила
Меня на небо вознесла —
И в преисподню опустила.

Узнал я райские мечты,
Изведал адское мученье,
В надменном взоре красоты
Читая вызов и презренье.

Ты всех казнишь за одного,
Всех измеряешь наглым взглядом, —
И отравляешь торжество
Животных чувств смертельным ядом.

Звучит, как приговор, твой смех;
Как кандалы, гнетет объятье;
В твоем лобзанье — стыд и грех,
В благословении — проклятье!


«Живописное обозрение» № 28, 1902


Бес

Кружевной мантильей скрыта,
В покаянии греховном
Горько плачет Карменита
Пред отцом своим духовным:
— «Падре, падре! Пред тобою
Исповедаться должна я;
Душу всю тебе раскрою:
Знай, я грешница большая!
Грех велик мой… Боже правый,
Нет мне более прощенья,
Нынче ночью дух лукавый
Ввел меня во искушенье.
Как его я ни просила,
Как молиться ни старалась,
Эта демонская сила
Ничего не испугалась.
Слушай, падре, — все, как надо,
Расскажу тебе про беса…
Лег туман, дыша прохладой
С берегов Мансанареса. 
Ночь настала… Божьи очи
С неба на землю глядели,
И в молчаньи тихой ночи
Вдалеке гитары пели.
Напоенный страстью знойной
Воздух ночи ароматной
Объял дух мой неспокойный
Силой чудной, непонятной.
Что со мною, — я не знала,
Вся горела как в огне я,
То ложилась, то вставала,
Трепеща и холодея.
Но напрасно я боролась, —
Спорить с бесом не легко нам…
Вдруг, я слышу, чей-то голос
Раздается под балконом:
— Карменита, Карменита!
О, зачем меня ты губишь?
Будет жизнь моя разбита,
Коль меня ты не полюбишь.
Карменита! Друг от друга
Далеки мы… Будем ближе!
Счастье, жизнь моя, подруга,
О, впусти меня, впусти же! —
Хитрый бес! — я отозвалась —
Тщетно ты меня смущаешь:
Дома я одна осталась,
Мужа нет, ты это знаешь…
И шептала я заклятья:
— Сгинь, рассыпься, дух лукавый! —
Что ж еше могла сказать я.
Научи, о Боже правый!
Вдруг, я слышу, по ступеням
Кто-то входит, — дверь толкает
И, приникнувши к коленям,
Крепко стан мой обнимает.
Бес вошел… Огнем дыханья
Жег уста мои и плечи…
В погасающем сознанье
Все смешалось: — клятвы, речи…
Я не помню, что тут было,
Что ему я говорила…
Сердце билось, сердце ныло…
Ах, сильна ты, вражья сила!»
— Но послушай, Карменита, —
Дверь-то, дверь была открыта?
Как иначе бы вошел он?
Это странно! Неужели
Дверь замкнуть ты не старалась? —
— «Дверь замкнуть? А! В самом деле!
Падре, я не догадалась!»


«Чтец-декламатор». Том 1. 1909 г.


Больной

     (Б. Н. Орленеву)

Вы говорите, доктор, я здоров,
А между тем родным моим сказали,
Что болен я, и чтоб без дальних слов
Они меня в больницу отправляли!..
Ах, доктор, доктор! Право, вы… чудак!..
И одного понять не можете никак,
Что для меня болезнь моя — отрада:
Здоровья ж вашего и даром мне не надо,
Того здоровия, которым вы больны.
Мои слова вам кажутся смешны?
А между тем, ей Богу, под сомненьем,
Кого сажать полезней в желтый дом:
Меня иль тех, кто с диким озлобленьем
Беснуется кругом!..
Судите сами: всем твердил я без изятья,
Что надо жить, как нам Господь велел,
Что все несчастные, все сирые — нам братья,
Что их судьбу я б облегчить хотел.
Богатых звал я с бедными делиться;
Я говорил, что наш священный долг
Для блага ближнего работать и трудиться.
И что ж? Какой же вышел толк?
Толк? Никакого… Да-с! Подобными речами
Один эффект я произвел:
Все отходили прочь, слегка пожав плечами,
И говорили вслух: «Да он с ума сошел!»
Я видел девушку… прекрасная, святая,
Чистейшей красоты чистейший образец!
Казалось мне, что на землю из рая
На утешенье нам послал ее Творец.
Порывы светлых дум, возвышенные чувства,
Ум, сердце, красота — все было в ней… Она
Любила музыку, поэзию, искусства,
Но, по несчастию, была бедна…
И торг, постыдный торг свершился. За мильоны
Развратник старый молодость купил.
Напрасны были жалобы и стоны:
Звон золота все крики заглушил;
И я рыдал… рыдал кровавыми слезами!
Ведь человек, поймите ж, погибал
И, жертву обхватив нечистыми руками,
Бог наших дней маммон торжествовал.
А вы твердили мне, как будто бы в участьи:
— «О чем вы плачете? Ведь девушка была
Совсем бедна, нуждалася, и счастье
В таком замужестве, наверное, нашла:
Чиновный старый муж, богатство, экипажи,
Приемы, выезды, всегда роскошный стол…»
И добавляли тихо: — «глупо даже
Ее жалеть… Нет, он с ума сошел!»
Из грязи пошлости, из мелкого разврата
Я вытащил ее… Свое ей имя дал;
Любил как божество возвышенно и свято,
Обманщицу считал за светлый идеал;
А между тем она бесстыдно, беспощадно
Лгала во всем, а я не видел ничего.
Но горький час настал; с тоскою безотрадной
Я вспоминаю час позора своего.
Как был я оскорблен! Как глубоко унижен
Когда, войдя, увидел, что она,
Моя законная любимая жена, —
И мой начальник… А!.. Стоял я неподвижен…
Казалось мне, земля разверзлась предо мной!
О, это свыше сил!.. Все вмиг погибло: вера,
Любовь, надежда!.. Все!.. С такою красотой
Испорченность такая без примера!..
Я чуть не задушил ее за эту ложь!..
А мне приятели твердят кружком согласным:
— «Ты не воспользовался случаем прекрасным:
Жена начальнику понравилась; так что ж?
Ведь это, милый друг, блестящая карьера!
Да разве не было подобного примера?!
А он историю скандальную завел!..
Дурак!.. Дурак!.. Да ты с ума сошел!..»
Таких безумств я делал очень много…
Недаром же меня безумным назвал свет.
Да, доктор, правы вы! Конечно, судя строго,
Мне, сумасшедшему, здесь больше места нет!
Я в желтый дом пойду… С условною моралью
И безусловной подлостью смешать
Могли вы ум! Ну, что же, исполать!
Прикрыв безнравственность приличия вуалью,
Вы будете считать здоровыми себя,
И, соболезнуя о сумасшедшем друге,
Жать, нежась, руки, искренно скорбя,
Его «несчастной», «брошенной» супруге!..
 
Вы говорите, доктор, я здоров,
А между тем родным моим сказали,
Что болен я, и чтоб без дальних слов
Они меня в больницу отправляли?!
Да я и сам пойду… Но должен лишь сказать
Всем подлецам грядущим и прошедшим,
Что предпочту остаться сумасшедшим,
Чем здравым смыслом вашим обладать!


«Чтец-декламатор». Том 1. 1909


* * *

В томленьях грусти безотчетной
Я обращаю тихий взгляд
Туда, где лаской мимолетной
Небес касается закат.
Дневные шумы безмятежно
Застыли в плачущей тиши.
Дрожит задумчиво и нежно
Напев тоскующей души.
Все ниже солнце золотое,
И все темней его края…
Там меркнет счастие былое,
Там гаснет молодость моя.


1909


* * *

Далеко, далеко от друзей и врагов,
Мы уйдем в непроглядную чащу лесов
Где улыбки природы суровы,
Но понятны душе ее зовы.

Будем дни коротать, будем ночи делить,
И совьем наших жизней единую нить
В прихотливо-цветные узоры,
Чтобы тешить причудами взоры.

Если ж нить будет слишком долга и пестра,
Одиночества грусть станет слишком остра,
То покорны немому приказу.
Оборвем ее вместе и сразу!


1909


Дриада

В тени заброшенного сада,
В глуши запущенных аллей
Стоит задумчиво дриада
Под сенью никнущих ветвей.

Вдали от суетного шума
Она застыла в полумгле, —
Лежит таинственная дума
На беломраморном челе.

И обаяние былого
Витает трепетно над ней,
Будя в груди холодной снова
Воспоминанья прежних дней.

Ей снится шум и говор бала,
Когда под звуки карманьол
Сливался лепет мадригала
С певучей музыкой виол.

Дрожа, звучал напев протяжный,
И за собою вел вослед
Гавот медлительный и важный
И грациозный менуэт.

А там, в скучающей аллее,
Вдали от бальной суеты,
Где листья гуще, мрак чернее,
Сходились робкие четы.

И в тишине благоуханной
Под звонкий ропот чистых струй
Не раз звучал украдкой данный
И возвращенный поцелуй.

Но все прошло… промчалось мимо…
Отдавшись призрачной мечте,
Дриада, горестью томима,
Стоит в застывшей красоте.

И только вздохи сожаленья,
Как ветерок среди аллей,
Колеблют в робком дуновенье
Листы поникнувших ветвей…


«Вестник Европы» № 5, 1899


* * *

Жизнь течет однообразно;
Тускл наш день… Повсюду мрак.
Неуверенно, бессвязно
Мы бредем за шагом шаг.

Бодрый дух в оковах страждет,
Проклиная свои удел;
Сердце трепетное жаждет
Ярких слов и смелых дел,

А кругом бесцветны краски,
Вместо зелени — гранит,
Без сочувствия и ласки
Жизнь испуганно молчит.

Подавив невольный ропот,
Только слышим мы порой
Вместо песен — робкий шепот,
Вместо дела — шум глухой.

Что сулит нам, полный лени,
Серый мрак, узнать невмочь:
Предрассветные ли тени,
Наступающую ль ночь?! 


1906


Клевета

В толпе таятся злые силы;
Их породила суета;
От колыбели до могилы
Нас ждет повсюду клевета.

Но счастлив тот, кто смелым духом,
Наперекор молве людской,
Наперекор коварным слухам,
Хранит доверье и покой.

Кто сознает, что наше счастье
Не подлежит суду людей,
И что порою их участье
Мучений горести больней.

Пусть он проходит одиноко
С бесстрастным холодом лица,
С величьем славного пророка
И гордым мужеством бойца.

И пусть всю жизнь не забывает,
Что этот яд наветов злых,
Того презрением пятнает,
Кто сам унизится до них. 


«Вестник Европы» № 5, 1899 г.


На балу

 (По телефону из Петербурга)

Бал сегодня у министра
Состоялся... Чудный бал!..
Увлекательно и быстро
Рой гостей здесь танцевал.
Электричество сверкало
Ярче солнечных зарниц...
По паркету танцевало
Очень много "знатных" лиц...
Называть их всех не стану,
Кой-кого отмечу. Вот:
Чрезвычайную Охрану
Вел в кадрили Пулемет...
Закружась в мазурке пылкой,
Вел интимный разговор
С раскрасневшеюся Ссылкой
Толстый Смертный Приговор...
И, повиснув у Ареста
На руке, плыла Тюрьма,
Очищали им все место,
К ним почтительны весьма...
За Репрессией-кокеткой
Всё ухаживал Расстрел,
То и дело фразой меткой
Он пленить ее хотел...
И со Сто Двадцать Девятой,
Под собой не чуя ног,
Оживлением объятый,
В полонезе шел Залог...
Ночь летела очень быстро,
Тонкий ужин опьянял...
Был сегодня у министра
Чрезвычайный "первый бал"!..


Март 1906


Нюренбергский чародей

Юмористическая поэма
 
I

Тридцатилетняя война
Пришла к концу; замолкли битвы,
Опустошенная страна
Шептала горестно молитвы.
Огонь вражды в сердцах погас.
Вином по мертвым справив тризну,
Повесив нос, рейтар Никлас
Плелся верхом назад в отчизну,
Среди невзгод в чужом краю
Провел он смолоду полжизни,
Забыл и родину свою,
И тех, кто дорог был в отчизне.
Призванью верный своему
И раз намеченной задаче,
Он продавал свой меч тому,
Кто был сильней и побогаче.
Кровь беззаботно проливал
За императора, за папу,
И протестантский шлем менял
На католическую шляпу.
Но годы шли; настал конец
Его скитальческой отваге,
И порешил лихой боец
Дать отдых лошади и шпаге.
«Пора сбираться мне домой,
Давненько выехал я в гости,
За коим чертом день-деньской
Трепать на старости мне кости!»
И вот у Нюренберга он.
«Сдается, местность мне знакома, —
Воспоминаньем удручен,
Бормочет воин, — впрямь, я дома».
— Эй, что за город?
— Нюренберг.
— Я так и думал! — верно, значит,
Такой ответ его поверг
В волненье, — он едва не плачет:
«Родимый, милый уголок!
Мне увидать тебя приятно;
Едва ли кто подумать мог,
Что я вернусь сюда обратно.
Эх, хорошо б под старость лет
На лаврах здесь почить спокойно,
Завесть свой дом, винцо, обед,
И умереть благопристойно.
Но только, нет! Чай, обо всем
Мне предстоит еще забота!»
Так рассуждая, вечерком
Никлас въезжал шажком в ворота.
 
II

Был праздник; семьи горожан
По площадям сновали живо,
И плыл над ними, как туман,
Любезный сердцу запах пива.
Втянул в себя его Никлас
И почесал с тоской в затылке:
«Каб надоумил дьявол вас
Поставить мне хоть две бутылки!
Дождешься, как же! Вам плевать
На изнуренного солдата,
Эх, знали б вы, что суток пять
В моей мошне нет ни дуката.
А то-б….»
— Откуда, молодец?
Вдруг слышит чей-то оклик звонкий;
Глядит, — пред ним не то купец,
Не то судья, поджарый, тонкий;
Белее снега паричок,
Завит, напудрен, напомажен,
Весь в черном, — брызжи, букли, кок,
И в общем, вид донельзя важен.
— Поведай — кто ты и зачем
Явился в наши Палестины?..
Чего ж молчишь ты? Или нем?
Ах, жаль такого молодчины…
— Ишь, тонконогий, ядовит, —
Никлас рассерженный бормочет.
— Нет, я не нем, но говорит
Рейтар лишь с тем, с кем он захочет.
— Чу, так водилось, верно, встарь,
Теперь другой закон показан:
Я — нюренбергский секретарь,
И отвечать ты мне обязан.
— А, секретарь! — кричит Никлас. —
Вы б это сразу и сказали.
Я дать ответ готов сейчас,
Какого вы и не слыхали.
Я — всемогущий чародей,
Властитель всей земной погоды,
Покорны мудрости моей
Явленья тайные природы!
Могу послать вам дождь и снег,
Жару, морозы, бурю, вёдро,
Сюда ж заехал на ночлег, —
Секретарю он режет бодро.
— Вы чародей?! Не может быть?! —
Вскричал поджарый с восхищеньем. —
Могли бы нам вы пособить
Своим таинственным уменьем.
У нас невзгода: пять недель
Дождя не знают наши нивы,
Хлеб погибает, — неужель
Их в меру б спрыснуть не могли — вы?!
Прошу вас, — едемьте ко мне!
Вам, несомненно, отдых нужен,
Его найдете вы в вине,
Которым сдобрим сытный ужин.
К услугам вашим весь мой дом, —
Свою неловкость я исправлю!
Поспите ночь, — а завтра днем
Я бургомистру вас представлю.
Так лебезя, спешит домой
Поджарый франт с лихим рейтаром,
А тот смеется в ус седой
И шепчет: «Я хоть врал недаром!»
 
III

«Я убежден теперь вполне,
Что этот день меня прославит,
И благодарный город мне,
Наверно, памятник поставит.
Я от нужды спасаю вас!
Смотрите, вот в ком все спасенье,
Он обещает хоть сейчас
Устроить чуть не наводненье!»
Так восклицает секретарь,
Входя в покои бургомистра.
(А бургомистры были встарь
Не многим менее министра).
— Я чудодея вам привел!
Но бургомистр подумал хмуро:
«Напутал, что-нибудь, осел;
Недаром ты такая дура».
А вслух промолвил:
— Господа!
Кто ж в наше время верит в чудо,
Охота весть плутов сюда:
Метлой их надо гнать отсюда.
Никлас взглянул:
«Эге, никак
Фриц бургомистром?! Молодчина!
Сапожник, — мой давнишний враг,
И вдруг достиг такого чина».
— Позвольте-с, вовсе я не плут;
Здесь самолюбие задето;
Лишь дайте сроку пять минут,
Я докажу вам мигом это.
В чертах лица могу прочесть
Что было и что будет с вами:
Всю вашу жизнь, откинув лесть,
Напомню яркими словами.
— А ну-ка?
— Слушайте ж, у вас
Давным-давно, во время оно,
Приятель близкий был — Никлас,
Сын оружейника Оттона.
Учились в школе вы вдвоем;
Он был прилежным, вы — ленивым,
Вас все считали дураком.
Его же — умным и ретивым.
Вы с ним делили пополам
Разгульной жизни грусть и радость.
Но вот пришлось обоим вам
Узнать тоски любовной сладость.
Жила здесь бедная вдова,
А с нею дочь, красотка Клара…
Увы! Стоустая молва
Вас не щадила от удара,
Узнали скоро вы о том,
Что друг красоткой молодою
Любим взаимно и в свой дом
Введет ее на днях женою.
Недолог будет мой рассказ;
Не знаю, хоть легко узнать бы,
Каким манером друг Никлас
Исчез дней за десять до свадьбы.
Исчез… А Клерхен?.. Что ж, она
По женихе потосковала,
Как говорят, лишилась сна,
Но пред мошной не устояла.
Да, впрочем, кто ж не падал ниц
Пред всемогущей силой злата!
Стал мужем Клерхен толстый Фриц, —
Вы были близки с ним когда-то.
Положим, слух передает,
Что замуж Клерхен шла чрез силу;
Грустила, плакала весь год
И от тоски сошла в могилу.
А что с Никласом, — до сих пор
Почти для всех осталось тайной.
Но на лице твоем мой взор
Его судьбу прочел случайно.
Подробно я прочел о том,
Что кто-то, льстяся на дукаты,
Споил товарища вином
И продал курфюрсту в солдаты.
Звать продавца… Но, впрочем, нет, —
Не бойся, я молчу, хозяин!
Лишь на вопрос мне дай ответ:
Скажи: где брат твой, Авель, Каин?

Глядь, бургомистр затрясся тут
И, глаз своих поднять не смея,
Вскричал:
— Молчи! Нет, ты не плут
С твоим искусством чародея!
Я убедился в нем вполне,
Тебя осыпем мы дарами!
Распоряжайся здесь в стране
И окропляй поля дождями.
Нам нужен дождь! Пускай земля
Дает опять произрастанья.
Идем скорее на поля!
Молчи! Я верю в заклинанья.
Никлас скривил в улыбку рот
И руку положил на шпагу.
— Позвольте денежки вперед
Не то не сделаю ни шагу!
— Бери!
— Ну, то-то же! Идем,
Лишь об одном предупреждаю:
Я край могу смочить дождем,
Но как унять тот дождь, — не знаю!
Поймите ж вы мои слова:
Погода, созданная мною,
Не год продолжится, не два,
Но будет век владеть страною.
Тут бургомистр с секретарем
Переглянулись очень кисло:
— Нет, в заклинании таком
Мы вообще не видим смысла,
И скажем вам без дальних слов:
Смешно нам знание такое;
Других ищите дураков,
А нас оставьте-ка в покое!
— Прекрасно, что ж я ухожу! —
Никлас воскликнул. — Только знайте,
Что все о вас я расскажу,
Вы на себя потом пеняйте!
Я обо многом умолчал,
Но мне твои раскрыты карты:
Тебе устрою я скандал;
Едва ль снесешь такой удар ты!

В унынье за ухом поскреб
Тут бургомистр с печальной миной,
И проворчал, нахмурив лоб:
«Сведет же Бог с такой скотиной!»
Но вслух, однако же, совсем
Другое вымолвил любезно:
— Зачем нам ссориться, зачем
Вредить друг другу? Бесполезно!
Я предлагаю компромисс:
Дам деньги, вина, содержанье,
Я дам за то, чтоб поклялись
Вы в неизменнейшем молчанье.
Живите здесь, в родном краю,
От бурь житейских отдыхайте,
Лишь об одном я вас молю:
Молчите и не… прорицайте!
— Идет!
И зажил наш Никлас,
Курил, тянул вино и пиво,
Завел хозяйку и подчас
Шутил с ней мило и игриво.
Когда ж приятель приставал,
Как приобрел он состоянье,
Никлас твердил: тем, что молчал.
Недаром «золото молчанье».


«Живописное обозрение» № 24, 1902


Оправдание

Как горячи твои лобзанья!
Как холодны твои слова!
В восторге злого обладанья
Страсть нарушает все права.

Пускай преступным поцелуем
Жизнь упрекает завтра нас, —
Сегодня все же отвоюем
Мы у нее блаженства час!

Пускай тяжел венец терновый
Из угрызений, слез и мук,
Но я пришел, любить готовый,
И жду объятий нежных рук.

На краткий миг нас чувство свяжет
Навеки жизнь разъединит…
Того, что совесть не подскажет
Нам поцелуй договорит.


«Живописное обозрение» № 27, 1902


Письмо

              (Монолог)

Дышала ночь восторгом сладострастья...
Неясных дум и трепета полна,
Я вас ждала с безумной жаждой счастья,
Я вас ждала и млела у окна.
Наш уголок я убрала цветами,
К вам одному неслись мечты мои,
Мгновенья мне казалися часами...
Я вас ждала; но вы... вы не пришли.

В окно вливался аромат сирени,
В лучах луны дремал заглохший сад,
Дрожа, мерцали трепетные тени,
С надеждой вдаль я устремляла взгляд;
Меня томил горячий воздух ночи,
Она меня, как поцелуй ваш, жгла,
Я не могла сомкнуть в волненьи очи, -
Но вы не шли... А я вас так ждала.

Вдруг соловей защелкал над куртиной,
Притихла ночь, в молчании застыв,
И этот рокот трели соловьиной
Будил в душе таинственный призыв.
Призыв туда, где счастие возможно
Без этой лжи, без пошлой суеты,
И поняла я сердцем, как ничтожна
Моя любовь - дитя больной мечты.

Я поняла, что счастие не в ласках
Греховных снов с возлюбленным моим,
Что этот мир рассеется, как в сказках
Заветных чар завороженный дым,
Что есть другое, высшее блаженство, -
Им эта ночь таинственно полна, -
В нем чистота, отрада, совершенство,
В нем утешенье, мир и тишина.

Мне эта ночь навеяла сомненье...
И вся в слезах задумалася я.
И вот теперь скажу без сожаленья:
"Я не для вас, а вы - не для меня!"
Любовь сильна не страстью поцелуя!
Другой любви вы дать мне не могли...
О, как же вас теперь благодарю я
За то, что вы на зов мой не пришли!


<1900>


Сегодня, как вчера…

Сегодня, как вчера… Томительно, докучно
Влачится жизнь моя, печальна и темна…
Осенний дождь в окно стучится однозвучно,
Как мерный гул веретена.
Повсюду тишина… Лишь ветра завыванье
Мешает мне заснуть… Унылая пора…
И мрак, и пустота, и грусть и увяданье,
Сегодня, как вчера…

Сегодня, как вчера… Но тем еще дороже
Мне сказка прошлого, как детский сон, чиста…
Я помню летний день… Мне усыпала ложе
Цветами счастия влюбленная мечта.
Я помню знойный день. Горячими лучами
Врывался он в окно и лаской сердце жег,
И золотил мечты несбыточными снами,
И за собою влек!

Весна любви моей! Пора стыдливых взоров,
Что сердцу говорят красноречивей слов;
Их смысл понятен мне без дум, без разговоров
Из песни соловья, из лепета цветов.
Весна любви моей! Как скоро ты промчалась!
Цветок мой опален был первою грозой…
О, сердце бедное, зачем ты увлекалось
Весеннею порой?!

А впереди зима… Без ласки, без привета.
Зима суровая, пора снегов и вьюг,
Без ярких вешних дней, без солнечного света
Пора гнетущая, как тягостный недуг,
Мне душно, тяжело без ласки, без участья…
Немая ночь всю жизнь, без проблеска утра…
Без веры прежних дней, без радости, без счастья
Сегодня, как вчера!..


1906


Стансы

Тоскуешь ты… Полна печали
Душа усталая твоя…
Сияют огненные дали
В лучах ликующего дня.

Небесный свод лазурно-ясен,
Твоя же грудь полна тревог, —
Мир обаятельно прекрасен,
Но ты в нем сир и одинок.

Не зная счастья и отрады,
С боязнью смутною в груди,
Ты отвращаешь робко взгляды
Ото всего, что впереди.

В сознанье ложного бессилья,
Отдавшись грусти и слезам,
Ты сам подрезываешь крылья
Своим стремленьям и мечтам.

Свою печаль, свои мученья
Сам добровольно создаешь,
И жизнь, источник наслажденья,
Тяжелой ношею зовешь.

Зачем?! Как будто вся природа,
И вечный трепет бытия,
И жизнь, и счастье, и свобода,
О, человек, не для тебя!! 


«Вестник Европы» № 5, 1899


* * *

Судный День настанет вскоре,
Развернется длинный свиток,
Исчисляя, всем на горе.
Зол содеянных избыток.
И за нашими плечами,
Водрузив грехов скрижали,
Грозно встанут палачами
Неподкупные Печали.
Немигающие очи
Взглянут в сердце нам бесстрастно…
В смертный час последней ночи,
Все, что скрыто, — станет ясно!


1909


Цветок

В заповедном саду
Расцветают цветы;
С нетерпением жду
Я ночной темноты.

Пусть полночная мгла
Убаюкает сад,
Эта ночь мне светла,
Если светит твой взгляд.

Я тропинку найду
На заветный лужок…
В заповедном саду
Расцветает цветок

Не взлелеян никем,
Он растет средь куртин;
Для кого и зачем,
Знаю я лишь один.

Снявши крепкий зарок,
Подкрадусь я, как тать,
Стану нежный цветок
Целовать-миловать.

Пусть узнает о том,
Как его я люблю,
Чародейным огнем
Лепестки опалю,

Чтоб хранить он не мог
Для других аромат,
Чтоб завянул цветок,
Опален и измят.


«Живописное обозрение» № 18, 1902




Всего стихотворений: 16



Количество обращений к поэту: 5500





Последние стихотворения


Рейтинг@Mail.ru russian-poetry.ru@yandex.ru

Русская поэзия