|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Угадай автора стихотворения Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Моисей Павлович Венгров Моисей Павлович Венгров (1894-1962) Все стихотворения Моисея Венгрова на одной странице * * * Был хил и тощ В тумане сером Обыкновенный день… Над облысевшим старым сквером Сочился дождь. Промокший свист Какой-то птицы нищей Сверлил окно. И скользким холодком кладбища Дышал газетный лист. И было страшно. «Современник» № 2, 1915 г. Весна I Весенний дождь. Зеленый звон… И ночь как будто стала тише… И я сквозь теплый слышу сон, Как барабанит дождь по крыше… Мне снилось: вышел на крыльцо И сердце подарил кому-то… И дышит ветер мне в лицо И первый запах почки вздутой… II На ветках скатный жемчуг слез… И снова солнце вешне-вешне… И кто-то ласковый принес Цветы венчальные черешни… И руки нежно приласкал, И целовал меня глазами, И слов хороших не искал — Они сказались как-то сами… «Современник» № 13, 1914 * * * Ветер. Кипень белой пены. Лик великий синевы. Все — любовь, надрыв, измена — Ветер, кипень белой пены… Все — прекрасно и презренно, Как печаль сухой травы… Ветер. Кипень белой пены. Лик великий синевы. 1916 Жуткая песенка Что короче скорби? Что еще короче? Только плечи сгорбить Первый ужас ночи… Дым развалин горек Первую неделю… Станет злое горе Грустью-колыбелью… Ветер развевает Пепел по каменьям… Медленным теченьем Дни печаль смывают… 1915 Земля в солнце I Виктории Чекан Рыжий! Прекрасный рыжий! Я чувствую тебя — ты здесь! Восток заливается весь От улыбки твоей бесстыжей… Лохматый! Заспанный! Здравствуй! Вылезай же, дурной, вылезай: Все равно я увидел край Шевелюры твоей вихрастой! Ты подмигиваешь алым веком — Хохочи же вовсю над землей: Над самой маленькой тлей И над самым большим человеком! II М. Р. Удивительный ритм прибоя Отдается восторгом во мне… Я люблю тебя, — голубое В беспокойно-веселой волне… Разве можно не чувствовать моря? Вон, у Ваших доверчивых ног В шаловливом-шутливом задоре Чуть ерошит волна песок… И лежит он добрейший, голый И увалистый, как тюлень… И лень ему выпихнуть, лень, Наши ноги слепые, тяжелые… III Как прекрасная пьяная лень — Солнечная, — звериная… Даже скамейки спины Выгибают в июльский день… Березок зеленая вязь Купается в горячем свете… Влюбленная Синева мечети Ластится к небу, смеясь… И счастливая кожа рук Радуется загару… Но какой-то несочный, поджарый Этот северный юг!.. IV Что-то новое, бодрое, смуглое Заглянуло в твои глаза — И, как вздувшиеся паруса. Душа твоя стала круглой… И соснами пахнет, солью Загоревшее твое плечо — И чем-то еще Живым, живущим на воле… И запах этот, запах жизни — Твоих обветренных щек… Вот немного еще — брызнет Из глаз твоих солнечный ток… 1916 Из вагона Веселой речки мутный пояс Прорезал бархатный откос… И кроет поле гулкий поезд Ритмичной музыкой колес… Уже следами шатких борон На пашне взрезана кора… Уже под солнцем важный ворон Кричит значительное: «Крра!» И смотрит умным глазом карым На очертанья деревень, На солнце, стелющее паром По зеленям бегущим тень… И цапля, словно гость нездешний, Глядит на мокрые луга, Где первый жаворонок вешний, Взрываясь, сыплет жемчуга… А я, рассеянно читая Седые цифры на столбе, Уже о новом не мечтаю И болью помню о тебе… «Русская мысль» № 7, 1916 Кабак Павианьи глаза голодные Запутались в твоем чулке... Что-ж ты? Танец сулила модный, -- А танцуешь смерть в кабаке?.. О, какой еще новый Гойя На гвоздях озверевших дней Заставил тебя такое Закричать о душе своей?.. Все движенья твои, изгибы, Каждый мускул дрожащий твой, Как последняя правда о гибели, Как оборванный смертный вой... В этом черном бесшумном платье Неживое твое плечо... Эй, кричите: -- Довольно!.. Хватит!.. Может не поздно еще!.. Каждому Мир, привязанный к дыбе! На части — кости! В клочьях мяса — телеграфные провода! Ничего! Не беда! Травы лучше растут на погосте! Что ж скулишь от страха? В сведенном круге Неминучее лицо пустоты и тьмы? Это мы распяли тишайший Брюгге, Весь мир — мы… Мы строили кресты новой Голгофы — На затоптанных звездах незамеченных глаз… Мы прятали гной под прекрасные строфы Столько веков на показ… Принимай же все! Задыхайся в плаче У чернеющих ног пылающих деревень!.. Вон встает окровавленой мордой клячи Каждый год над тобой, каждый день… «Новый журнал для всех». № 11, Ноябрь 1915 г. Какой-то В трамвае, какой-то рядом Нехороший и склизкий, как гриб -- Обшарил лицо мое взглядом И к чему то в глазах прилип... И от злости, от бунта -- я глянул, Врылся в глаза его... И было тревожно и странно Что нужно ему? -- Ничего. Так. Игре в бесполезную слежку Он радовался, не спеша... И вдруг распятой усмешкой Задергалась его душа... Я понял: уже ненавидит До тоски. До закушенных губ. Я понял: -- он слышит, видит Невыговоренное "Труп!" И нельзя было оторваться От зрачков, защемивших стон... ...Говорят, от глаз святотатца Бледнеют лики икон... * * * Лепестки нарциссов увядающих Тихо стелют тени на столе… В этом мире столько ожидающих, Увядающих во мгле! Столько пальцев бледных и измученных. Изможденных, исхудалых лиц! Столько взоров, ко всему приученных, В бахроме густых ресниц! Или, вправду, радость обескрылена Золотая сердцу весть?.. Или, вправду, болью обессилено Все, что ласкового есть? Столько нежных, столько ожидающих. Увядающих во мгле! Лепестки нарциссов увядающих Тихо стелют тени на столе… 1914 * * * Луна, смешной дурак, Смотрела грустными глазами На зубья труб. Трепался на ветру, настойчивый, как пламя, Забытый флаг. И был зловещ и глуп Голодный пес, завывший где-то, Таясь в тени, — И ждали фонари безропотно рассвета Холодного, как труп. «Современник» № 2, 1915 На улице …Проходили. И было беззвездно. Проходили… Еще… И еще… Обреченно, безгневно, бесслезно. Под ружьем обвисало плечо. По обычному пели трамваи. Колыхались барашки папах, И какая-то боль огневая Застревала в застывших глазах. И мальчишки, по несколько вместе, Занимались невинной игрой: «Последние известия. Последние известия». И о ком-то кричали — герой. Проходили… Сверкали кофейни, Обнажались витрины, смеясь. Под ногами шуршали каменья, И хлюпала грязь. 1915 * * * Не обрывайте тонких нитей Надежды, дружбы и добра… Нечестных слов не говорите Обидно — скорому «вчера»… Нет! Будем полной верой верить, Ласкать надрыв, целить надлом — И будем годы грустью мерить, Священной грустью о былом… И опускаясь тихо наземь Пред тем, чья молодость в крови, Цветами яблони украсим Чело высокое любви… 1914 * * * Не чаю радости с тобой — Любовь к тебе, как рок, приемлю. Я полюбил тебя как землю, Как неба купол голубой. А на земной земле у — дня Не радость — радостные скорби. И если солнце юных горбит — Пускай изгорбит и меня. Ведь солнце в купол голубой Вошло затем, что мучит землю… Любовь к тебе, как боль, приемлю И радости не жду с тобой. 1916 Ночь. Город Зубами цепких фраз печатались рекламы в опухшем небе. Глаз на ратуше упрямо хрипел фальшивый гаммой: Раз. Два. Раз. Метались провода все тише, все бесплодней… Всегда. Всегда, Всегда, И завтра. И сегодня… Лизала сходни черная вода. И ночь не знала сна. Скрипели где-то снасти. Зевала заревом несытой пасти Над городом война. «Новый журнал для всех». № 5, 1915 О себе Как странно: дышу в петле… И теперь, когда все украдено, Даже узкий скрип перекладин Люблю на родной земле… Как странно — не гнев, не страх. Вот только с обидой трудно… А весна живым изумрудом Цветет на теплых буграх… И ветер теплой щекой О ноги трется, о руки… Это он — от предчувствий разлуки С такой тоской… И нельзя закричать. И кому?.. Все равно никто не услышит. А в душе, как радость, дышит — Простить всему… И люблю, люблю, люблю Глуповатую улыбку лужи… Может быть завтра туже Стянут петлю?.. 1915 Одиночество По ночам, когда сходятся стены. Когда сходятся стены мансарды моей, И душа задохнется от душного плена Старых дней, Мертвых дней — По ночам, одинокий, я в город бегу. Купола. Фонари. Золотые витрины. Звон трамваев. Моторов мучительный вой… Чей-то взгляд слишком длинный… Ложь беззвучного: «Твой…» И опять этот крик и мольба о пощаде — Бесконечный, безмолвный, звериный, Словно кровь, словно кровь, на холодном снегу — В каждом взгляде: — По ночам одинокий я в город бегу! — И беспомощно слепы Молчаливые окна-провалы безглазых орбит… Я кричу: «Кто искупит кровавые пятна обид?» И молчат бесконечные склепы Небоскребов закованных в мертвый гранит… И уста мои стынут… А вокруг в каждом взгляде Безумье кричит: — Я покинут… Ты слышишь? Забыт и покинут… Одинок и забыт… 1914 Осень Стелется бархатный мох. Бурый. Холодный. И ржавый… — Чей это вздох? — «Осень дохнула на травы…» Хмуро нахохлился грач В мокнущих ветках рябины… — Сердце, не плачь! Путь еще трудный и длинный… Гулко звенят на ветру Старые сосны и ели… — Здесь на бору Дождику капать недели… Горький седой молочай Пал на надломленный колос… — Чей это голос Спел мне: Прощай?.. «Современник» № 5, 1914 г. * * * ...Пеленой хрупкой и зыбкой Замело вечером крыльцо... Улыбалось чуть-чуть наивной улыбкой Первого снега детское лицо... И было тихо в этот тихий вечер, Точно вся земля молилась звезде, Точно ровно горели свечи В этот вечер у всех. Везде. А город за садом пил ночь глотками Тонуло небо в розоватом огне. И металось по ветру, озираясь, пламя Одинокого фонаря, прижатого к стене... 1915 Песенка В саду трава покошена До самого ручья… Забыта и заброшена Под грушею скамья… Брожу по саду — слушаю, Как плачут соловьи… Весной, под этой грушею Цвели глаза твои… Была черешня гибкая Белее молока… Стыдливою улыбкою Алели облака… Бегут, что воды вешние Неверные года… Под белою черешнею Ты молвила мне: «Да!» Зарделась ярче зореньки, Потупила глаза… А после… после в горенке Укрылась егоза… И с той поры невесело Брожу я сам не свой… …Туман заря развесила Над скошенной травой… «Вестник Европы» № 5, 1915 * * * Полысели по лесу бугры… От коры робким запахом тянутся смолы… Вот опять донесло чей то вздох невеселый и трудный… …Хилой зеленью мхи проросло, скудной… И нище. И голо. Весна 1915 Себе самому Это ничего, что гвозди вколочены, что живье на падаль похоже -- такие, с червоточиной, любимые дети Божьи... Это ничего, что звезды не каждому, что уголь до бела не во всяком -- есть же отмеченное, такое, со знаком, разве другое важно?... Как легко хлестануть "подлецом", довести до колючей дрожи, до слез от обиды... Но просто сказать хорошее человеку в лицо -- неудобно. Неловко. Стыдно. Может, оттого, что я так люблю солнце, душа моя, как белка в сумасшедшем колесе, над всем, над чем никто не наклонится, мимо чего спокойно проходят все?... Может так и надо любить солнце?.. Напряженнее не было, беспокойнее нестерпимее дней.... Но нежное еще нежнее на улицах, где пахнет бойней... ...Ведь нужно подойти, нужно, по человечески, по хорошему ко всему, жизнью застуженному, сумасшедшими днями обросшему... Чтоб сердце могло наполниться чем то радостным и очень важным... Разве дети, травы, солнце не в каждом?... Неправда. В каждом. * * * Сегодня в магазине Шумно и светло: Больно небо синее И очень уж тепло. И радуются тихо На мокрую весну Зайчата и зайчиха, Прижатые к окну. У каждого зайки Ушки из лайки, Шубка пуховая: Заиньки новые. А кругом, на подоконнике, Смеются коники, Галчата, Утята, Слоненок голенький... И тут же на столике Учится петь Толстый медведь. На улице дождь идет -- Идет разливается... Веселеньким дождиком Трава умывается. У солнышка рученьки -- Золотые лучики; До самой до тученьки Протянуты рученьки... Смеется да плещется Капель-перебежчица... А по сини, по широкой, По высокой, по глубокой Радуется радуга. * * * …Уже не страшно? Страшно будет. И неожиданно, как тать, Испепеленное разбудит, Затем, чтоб пепел жечь опять, — Не рана рваная, не тело, Обрубленное до колен — Незначащий обрывок белый, Какая-нибудь тень, у стен… И ты почувствуешь смертельный И неминучий час в кругу; И ты увидишь, как бесцельно Распято дерево в снегу; И ты поймешь: над жертвой боли В пустую издевалась тьма… И станет все смешно до колик, …И улицы сойдут с ума. «Новый журнал для всех», № 8, 1915 Улица Хрипели моторы. Волновались панели, полные обычной вечерней суеты. Торопились. Спешили, Толкались без цели. Расцветали и гибли быстрые цветы. Трамваи пронзительно пели. … Улица кричала. Рваные крики вонзались в небо, как всегда, как вчера. Только у проезжающих колыхались пики да спереди взрывалось и падало «ура». Да плотнее были сдвинуты на лицах брови. Крепче друг к другу прижимались дома. Да все непрогляднее, гуще, суровей над фонарями свисала тьма. И было в обычном все необычайно. Близко запомнились пальцы чьей-то руки. На перекрестках, у ресторанов, у чайных мальчишки, крича, продавали листки: — Телеграммы. Телеграммы. Страшно кому-то. На экран улицы, с неба упрямо падали минуты. «Новый журнал для всех». № 5, 1915 Учительница Посмотри, какая злючка: Нос как закорючка. На затылке хвост мышиный, Зубы -- в три аршина. Только и знает -- Шпыняет: -- Котенка не гладь. Мух не считай. Пиши в тетрадь Слова на "ять". Читай, читай, читай, читай! А мне бы во двор Да в рощицу... А на солнце утенок полощется... А в окошко Кошка пробирается... Она опять придирается: -- В окно не гляди. Под стол не лезь. Сиди Здесь! У-у... противная... * * * Храните же радость от боли — У радости утренний смех… Она — беззащитна у всех! Храпите же радость от боли, — Как надо от маленькой моли Беречь обессиленный мех… Храните же радость от боли — У радости утренний смех… 1916 Всего стихотворений: 27 Количество обращений к поэту: 5433 |
||
russian-poetry.ru@yandex.ru | ||
Русская поэзия |