Русская поэзия >> Ермил Иванович Костров

Ермил Иванович Костров (1755-1796)

Все стихотворения на одной странице

- Оглавление -

Безделка

Безделка нам во всём нужна, 
Безделка нам во всём важна. 
Безделка в подвигах военных, 
В любви и в тяжбах ухищренных 
Безделка будет перевес. 
Безделка нас влечет к боярам, 
Безделка часто умным тварям 
Источником бывает слез. 
Безделка рушит тверды грады, 
И за безделку без пощады 
Боярин слуг своих бранит. 
Судьи и самый председатель, 
Худой законов толкователь, 
Дает безделке важный вид. 
Философ, богослов, пиита 
И вся учёных пышна свита 
В безделке часто спор ведут. 
И Гиппократовы приставы 
В безделке же у нас неправы, 
Когда от них больные мрут. 
К открытию стезей Природы 
И к выдумке нарядной моды 
Безделка случай подает. 
Таланты разума отличны, 
Высоки, остры, необычны 
Безделка открывает в свет. 
Безделке только уступаем, 
Когда красавиц обожаем. 
Любовь безделка вкоренит, 
Безделка равно истребит. 
Безделка льстит, когда чем льстимся, 
Она страшит, когда страшимся. 

Не позднее 1786


К бабочке

Любезна бабочка, не медли, прилетай; 
Зовет тебя весна, зовет прекрасный май. 
Смотри, уже цветы росою окропились, 
Зефиры с ними подружились; 
Зефиры нежатся, не будь и ты скромна, 
Не будь застенчива, стыдлива, 
Непостоянна будь, не будь тверда, верна, - 
Так будешь ты всегда счастлива. 
Лети и с нежностью гвоздичку поцелуй, 
Оставь её и торжествуй 
Над целомудрием и розы, и лилеи. 
От них пустись к фиалке в путь, 
И незабудочки обнять не позабудь, 
И так любезные затеи 
Всегда переменяй, 
В приятных жизнь свою изменах провождай 
 И знай: 
Такие точно бы советы 
Я сам себе давал, 
 Когда бы не видал 
 Прелестной я Лизеты. 

Клятва

На листочке алой розы 
Я старалась начертить 
Милу другу в знак угрозы, 
Что не буду ввек любить, 
Чем бы он меня ни льстил, 
Что бы мне ни говорил. 
Чуть окончить я успела, 
Вдруг повеял ветерок. 
Он унес с собой листок - 
С ним и клятва улетела.

Не позднее 1786


Ода его сиятельству графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому

Герой! твоих побед я громом изумлен, 
Чудясь, безмолвствовал в забвении приятном; 
Но тем же громом я внезапно возбужден, 
В восторге зрю себя усердию понятном; 
Сорадуясь огню, чем грудь моя горит, 
Мне гений лиру дал с улыбкой нежных взоров, 
                       И лира петь велит: 
                       Велик, велик Суворов. 

"Правдив сей глас, -- твердят враждебные толпы, -- 
То знает наша грудь, тверда как горный камень; 
Но взгляд Суворова--скользят у нас стопы, 
И превратится в лед турецких персей пламень. 
Единым именем он--молнии удар; 
Где он, уже молчат орудий наших звуки, 
                       Нас кроет хладный пар 
                       И сотрясутся руки. 

Узря волнуемый его пернатый шлем, 
Пагубоносную мы зрим себе комету, 
Предтечу бурных туч со пламенным дождем, 
Носящих гибель нам, стыд вечный Магомету. 
Приближится она--приближатся оне, 
Расторглися--летят перуны беспрестани. 
                       Вотще визирь в огне 
                       Подъемлет к небу длани. 

Вотще возносит он со воплем Алкоран, 
И, видно, наш пророк не в небесах, во аде; 
До турок ли ему, он сам себе тиран. 
Мы престаем просить глухаго о пощаде; 
Мы престаем и, знав, что к нам Суворов строг, 
От ядер пушечных не ждем приятных следствий, 
                       И легкостию ног 
                       Спасаемся от бедствий". 

Так враг признателен! что ж росские полки? 
Их глас, как сонмы вод, шумящ и совокупен: 
"Суворов где, там власть всемочныя руки, 
Там страха нет сердцам, и самый рок приступен. 
В его деснице меч нам светлый облак в день, 
Столп огненный в ночи, стремящий в сопостаты 
                       Смертей различных тень 
                       И молнии крылаты. 

Где он, там каждый строй и каждый полк--стена, 
Все -- твердый адамант, и все единодушны; 
Нам гладок путь -- холмов кремнистых крутизна; 
Единый миг -- и все готовы и послушны. 
Пусть Рымник с Кинбурном соплещут славой нам, 
Сраженны где чалмы -- забавная потеха!-- 
                       Различно по полям 
                       Катались как для смеха. 

Что сих побед вина? герой наш мало спит: 
Исполнен к отчеству любви и к богу веры; 
Он скор, неутомим, предчувствует, предзрит, 
Спокойно зиждет всё, сообразует меры, 
Любим подвластными, их попечитель нужд, 
Труды являет им как некие забавы; 
                       Корысти подлой чужд, 
                       Ревнитель россам славы. 

Коль славно для него и днесь и в поздный век! 
Германских вождь полков, с ним лавры разделяя, 
Руководителем своим его нарек, 
Почтеньем воскрилен и зависть попирая. 
Великих свойство душ! достоинства любя, 
Кобургский как герой и действует и мыслит, 
                       Возвышенным себя 
                       Чрез униженье числит". 

Таков, Суворов, ты под шлемом и с мечем, 
Таков, как молнии твои в противных мещешь; 
Но ты же с ласковым и радостным лицем 
Средь лика чистых муз и песням их соплещешь; 
Почтен сединами, средь шума, средь войны 
Минуты для наук искусно уловляешь, 
                       С цветами тишины 
                       Ты лавры сопрягаешь. 

Герой с героями, при важности бесед 
Как рвеньем пламенным ко благу россов дышишь, 
И, мыслями вперен грядущих в связь побед, 
Шутя, к младенцам ты, как быть героем, пишешь. 
Велик, велик тобой описанный герой; 
Но я, коль сердцем я своим не обольщаюсь, 
                       В нем вижу образ твой 
                       И оным восхищаюсь. 

О! если б мне твой дух и легкое перо, 
Изобразил бы я... Судьба не так решила: 
Вития слабый я, усердье лишь быстрó, 
Усердие быстро--изнемогает сила. 
Ты, снисходя мне, граф, доволен оным будь, 
Прими, прими мой стих, что сердце мне вещало, 
                       В себе питала грудь, 
                       Усердье начертало. 

Услужливый зефир, обрадуй, воскрились, 
Неси к Суворову, неси мой голос лирный! 
Любезен, ласков, ты там с громом подружись 
И звукам бранных труб вещай приветства мирны. 
Летя к нему, не бойсь: приятен им герой; 
Пременят для него угрюмость разговоров 
                       И повторят с тобой: 
                       Велик, велик Суворов. 

Песня

Прости, любезный мой пастух, 
Кем грудь моя всегда пылала, 
Прости, оставлю здешний луг, 
Где каждый день с тобой бывала, 
Где восхищался страстью дух 
И нежность с нежностью играла. 

Уединясь на брег другой, 
Я стану повторять всечасно, 
Что я одним горю тобой; 
Но стану повторять несчастно: 
К тебе плачевный голос мой 
Не дойдет... полетит напрасно. 

Но ты не плачь, не плачь, мой свет, 
Не долго буду в томной скуке, 
Ты знаешь: смерть конец всех бед, 
Конец страдания и муке - 
И мне, мне жить надежды нет, 
Коль буду я с тобой в разлуке. 

Письмо к творцу оды, сочиненной в похвалу Фелицы, царевне Киргиз-кайсацкой

       Певец! которому с улыбкой нежной Муза 
       Недавно принесла с парнасских гор венок, 
       Желаю твоего я дружества, союза. 
       Москва жилище мне, ты Невский пьешь поток, 
                   Но самые пути далеки 
                   И горы, холмы, лес и реки 
       Усердья моего к тебе не воспятят; 
                   Оно в Петрополь пренесется 
                   И в грудь твою и в слух влиется: 
       Нетрудно музам всё, что музы восхотят. 
       
       Скажи, пожалуй, как без лиры, без скрипицы, 
       И не седлав притом парнасска бегунца, 
       Воспел ты сладостно деяния Фелицы 
       И животворные лучи ее венца? 
                   Ты, видно, Пинда на вершине 
                    И в злачной чистых муз долине 
       Дорожки все насквозь и улицы прошел; 
                    И чтоб царевну столь прославить, 
                    Утешить, веселить, забавить, 
       Путь непротоптанный и новый ты обрел. 
       
       Обрел, и в бег по нем пускаешься удачно, 
       Ни пень, ни камень ног твоих не повредил, 
       Тебе являлось всё, как будто поле злачно, 
       Нигде кафтаном ты за терн не зацепил. 
                     Царевне похвалы вещая, 
                     Пашей затеи исчисляя, 
       Ты на гудке гудил и равно важно пел; 
                      Презрев завистных совесть злую, 
                      Пустился ты на удалую; 
       Парнас, отвагу зря, венец тебе соплел. 
       
       Кораллами власы украшенны имея, 
       Власы по раменам пущенны со главы, 
       Бело-румяну грудь с ланитами лелея, 
       Прелестных лики нимф возникли из Невы; 
                      Поверх зыбей колеблясь нежно, 
                      Тебе внимали все прилежно, 
       Хваля твоих стихов прекрасну новизну; 
                      И, в знак своей усердной дани, 
                      С восторгом восплескавши в длани, 
       Пускаются опять в кристальну глубину. 
       
       Чрез почту легкую и до Москвы достигла 
       Фелицы похвала к восторгу всех сердец; 
       Всех чтущих честь тебе воздать она подвигла, 
       Все знающие вкус сплели тебе венец. 
                      Читали все ее стократно, 
                       Но слушают охотно, внятно, 
       Коль кто еще при них начнет ее читать: 
                       Не могут усладить столь духа, 
                       Насытить так же пленна слуха, 
       Чтоб вновь забавным в ней игрушкам не внимать. 
       
       Так сад, кусточками и тенью древ прелестен, 
       Стоящий на горе над током чистых вод, 
       Хотя и будет нам совсем уже известен, 
       Хотя известен в нем по вкусу каждый плод, 
                       Хотя дорожки все знакомы, 
                       Но, тайным чувствием влекомы, 
       Еще охотно мы гулять в него спешим: 
                       Повсюду взоры обращаем, 
                       Увидеть новости желаем, 
       Хоть взором много раз всё видели своим. 
       
       Наш слух почти оглох от громких лирных тонов, 
       И полно, кажется, за облаки летать, 
       Чтоб, равновесия не соблюдя законов, 
       Летя с высот, и рук и ног не изломать: 
                        Хоть сколь ни будем мы стараться 
                        В своем полете возвышаться, 
       Фелицыны дела явятся выше нас. 
                         Ей простота приятна в слоге, 
                         Так лучше нам, по сей дороге 
       Идя со скромностью, к ней возносить свой глас. 
       
       В союзе с нимфами Парнаса обитая, 
       По звучной арфе я перстами пребегал, 
       Киргиз-кайсацкую царевну прославляя, 
       Хвалы холодные лишь только получал; 
                         Стихи мои там каждый славил, 
                         Мне льстил, себя чрез то забавил; 
       Теперь в забвении лежать имеют честь. 
                         Признаться, видно, что из моды 
                         Уж вывелись парящи оды. 
       Ты простотой умел себя средь нас вознесть. 
       
       Как прежде, ты пиши еще письмо к соседу; 
       Ты лакомство его умел представить нам, 
       Как приглашает он чернь жадную к обеду, 
       К забавам, к роскоши, разлитой по столам; 
                         Или, любя красы природы, 
                         Воспой кристальные нам воды, 
       Как некогда воспел ты Гребеневский ключ. 
                         Сей ключ, текущий по долине, 
                         Еще любезен мне доныне; 
       Я жажду утолял... отрад блистал мне луч. 
       
       А ты, что председишь премудрых в славном лике, 
       Предстательница муз, трудов их судия, 
       Гремящей внемлюща сладчайшей их музыке, 
       Тебе достоит честь и похвала сия, 
                         Что, ревностию ты пылая 
                          И все пути изобретая, 
       Стараешься вознесть природный наш язык. 
                          Он важен, сладок и обилен, 
                           Гремящ, высок, текущ и силен, 
       И в совершении его твой труд велик. 
       
       Тобой приглашены, в премиальный путь вступили 
       Любители наук со ревностью в сердцах; 
       И в "Собеседнике" успехи нам явили: 
       Мы зрим российский слог прекрасен в их трудах. 
                           Скажу, скажу, не обинуясь: 
                           Минерве ты сообразуясь, 
       Свое спокойствие на жертву муз несешь, 
                           Отечества драгого слава-- 
                           Твоя утеха и забава, 
       В завидном для мужей ты подвиге течешь. 
       
       Фелицы именем любезным, драгоценным, 
       Фелицы похвалой и славой мудрых дел 
       Начаток сих трудов явился украшенным 
       И в радость и в восторг читателей привел. 
                            Благословенно то начало, 
                            Ее где имя воссияло, 
       И увенчается успехами конец; 
                            Тому, кто так Фелицу славил 
                            И новый вкус стихам восставил, 
       И честь, и похвала от искренних сердец. 

Путь жизни

Сей жизни нашея довольно долог путь, 
На нём четырежды нам должно отдохнуть. 
Хоть всюду чёрные там кипарисы зрятся, 
Но странники на нём и в день и ночь теснятся. 

Покорствуя во всём велениям судьбы, 
Не внемля голосу слезящия мольбы, 
Избранный смертию возница грубый - время 
Влечёт по оному несчастно смертных племя. 

Родился человек, увидел только свет, 
Уже собратиям течет не медля вслед. 
Храня обычаи средь малых попечений, 
Он должен завтракать в дому предрассуждений. 

В полдневный час любовь с улыбкой при пути 
Не медлит звать его обедать к ней зайти. 
Хозяйка ласкова! коль милы разговоры! 
Но средства нет ему расстаться с ней без ссоры. 

День к вечеру... и он, чтоб скуки избежать 
И мысли мрачные беседой разогнать, 
Чтоб лестных для себя исполниться мечтаний, 
Он скачет наскоро в гостиницу познаний. 

Там видит тысящи противников себе; 
Они, все вдруг крича в словесной с ним борьбе, 
Угрюмы, пасмурны, хотят с ним вечно драться, 
Чтоб лавровый листок не мог ему достаться. 

Жалея праведно о глупых сих столпах 
И о потерянных для распри той часах, 
Он покидает их и вдаль в свой путь стремится, 
И в доме дружества он ужинать садится. 

Беседу мирную в сем месте полюбя, 
Он только что начнет развеселять себя, 
Жестокий вдруг к нему возница приступает, 
Велит оставить всё, в дорогу понуждает. 

Свершилось всё, и он, досадуя, смущен, 
Под тягостию бедств умучен и согбен, 
Приходит - видит одр себе успокоенья. 
Друзья! то смертный гроб - конец его мученья. 

Стихи Лизете

Лизетины черты, в уме напечатленны, 
Коснулися равно и сердца моего, 
Ей чувствия мои и мысли покоренны, 
Не можно полюбить мне пламенней сего. 
Сколь ни живи кто осторожно, 
Но сердца соблюсти не можно 
От прелестей её очей: 
Их блеск есть чистый блеск пронзающих лучей; 
Вливает он во груди пламень 
И может умягчить и самый твердый камень. 
Лилеи цвет и цвет весенних свежих роз 
На мягких, нежненьких щеках её возрос; 
Из уст её, из уст прекрасных 
Чистосердечие и ласковость летит. 
Коль много стрел опасных 
Единый взгляд её стремит! 
Но если запоет Лизета, 
Её сладчайший глас 
Приятности все света 
Представит вдруг для нас. 
Невинны игры, смехи, ласки 
Родились вместе с ней; 
Но как представлю я Лизету среди пляски? 
Нельзя изобразить то кистию ничьей. 
Дщерь непорочныя природы! 
В твои цветущи годы 
 
Столь ты прелестна и нежна; 
Так можешь ли, скажи, сердиться, 
Что я тобою мог плениться? 
Я знаю, будешь ты в ответе сем скромна. 

Стихи на день рождения Д. И. Х.

Любимец чистых муз, друг верный Аполлона, 
Тебе согласие приятно лирна тона; 
Парнас тебе знаком, Кастальски воды пьешь 
И славу росского Тюренна ты поешь: 
Прочти мои стихи, усердием рожденны! 
В сей день, в сей день для нас веселый и бесценный, 
Узрел ты в первый раз прекрасный Феба свет 
И быть приятелем Парнасу дал обет. 
Родители твои веселием взыграли, 
И музы на тебя с приятностью взирали; 
Любезно было им во грудь твою дышать 
И сердце к дружеству с собой образовать: 
Оне тебе, оне Расинов дух и лили, 
И Андромаху нам тобой оне явили. 
Ты ближним счастие, родителям отрада, 
Усердные сердца от нас тебе награда. 
Воззри, как дружество тобой восхищено! 
Тобою весело, тобой оно красно. 
Желаньем искренним его пылает грудь, 
Да счастие всегда тебе стремится в путь! 
И та, кем ты пленен, кем сердце столь пылает, 
Чтит, любит искренно, нелестно обожает, 
Пусть райские всегда утехи зрит с тобой, 
Ты ей, она тебе всегда была душой. 

Стихи посвящены поэту Дмитрию Ивановичу Хвостову, который был женат на племяннице Суворова, служил под его началом и хорошо был знаком с Костровым. Хвостов прославился как графоман, автор многочисленных достаточно бездарных стихов и драматических произведений.

...И славу росского Тюренна ты поешь... -- Тюренн г. де ла Тур д'Оверн (1611--1675) -- прославленный французский полководец. Росский Тюренн -- А. В. Суворов, победы которого Хвостов воспевал в своих стихах.

...Тебе... Расинов дух и лили, и Андромаху нам тобой оне явили. -- Хвостов перевел трагедию Ж. Расина "Андромаха", издав ее в 1794 г. на свой собственный счет.

1795

Всего стихотворений: 9