|
Русские поэты •
Биографии •
Стихи по темам
Случайное стихотворение • Случайная цитата Рейтинг русских поэтов • Рейтинг стихотворений Угадай автора стихотворения Переводы русских поэтов на другие языки |
|
Русская поэзия >> Марк Ариевич Тарловский Марк Ариевич Тарловский (1902-1952) Все стихотворения на одной странице Гриф За надрывным Карадагом Гриф распластан рыжеперый, Смертью праведной и спорой Угрожающий бродягам. А бродить не всякий может По разъятому вулкану, И, когда я в пропасть кану, Рыжий гриф мой труп изгложет... Это было: рвань сандалий, Сгустки крови на ладонях, Отклик стона в гулких доньях Лавой ущемлённых далей, Рожь изъеденных тропинок, Скрежет зыблемых карнизов, А вверху - крылатый вызов На неравный поединок. Эту битву всякий знает, Все над пропастью мы виснем, Некий гриф беспутным жизням О судьбе напоминает. Сквозь года, сквозь тучи зрячий, Смотрит хищник терпеливый На приливы и отливы Человеческой удачи. Он с паденьем не торопит, Он спокоен, потому что Виноградный сок Алушты Будет неизбежно допит, Потому что мы летаем Только раз и только книзу И беспамятному бризу Клок одежды завещаем. 1929 Два вала Упорная всходит луна, Свершая обряд молчаливый, Подъемля и руша приливы, Над морем проходит она. Давно ли ты стала такой, Пророчица глухонемая? Давно ли молчишь, отнимая У моря и сердца покой? Две силы над нею бегут, Подобные вздыбленным гривам: Одну называют приливом, Другую никак не зовут. В то время, как первая бьёт О скалы, не в силах залить их, Вторая, в мечтах и наитьях, Бессонное сердце скребёт. Навеки пленённый луной, Бескрылый, в усердии пьяном, За нею по всем океанам Волочится вал водяной. Но там, где кончается он, Споткнувшись о гравий прибрежный, Другой нарастает прилежно И плещет в квадраты окон; И, в нём захлебнувшись на миг, Под знаком планеты двурогой, Томятся бессонной тревогой И зверь, и дитя, и старик... Два вала вздымает луна, И оба по-разному явны, Но правит обоими равно, Естественно правит она. 1929 История жизни Розой отрочества туманного, В ожиданьи усекновения, Голова моя Иоаннова Вознеслась над садом забвения. Но как буря страсть Саломеина, Небо юности хлещут вороны, Роза сорвана и развеяна И несётся в разные стороны. А ложится жатвою Ирода, После боя чёрными хлопьями, Где долина старости вырыта И покрыта ржавыми копьями... 1924 Камень Каабы В списке всесветных святынь Спорит с предметом предмет - Мавры порочат латынь, Риму грозит Магомет. Полный тропических жал, Мастер заразу рожать, Камень Каабы лежал И продолжает лежать... Сотни и тысячи губ, холя холеры змею, Слюнили аспидный куб, Смерть целовали свою. Гурий в раю разбуди, Горний Господень хорал, - В долгом священном пути Смуглый мулла умирал. Умер, но Мекки достиг, Лёг, отпустив караван, Стынет в устах его стих Книги, чьё имя - Коран. Белая сказка пустынь, Тысяча первая ночь... Господи, камень содвинь И помоги превозмочь! 1926 Москва Столица-идолопоклонница, Кликуша и ворожея, - Моя мечта, моя бессонница И первая любовь моя! Почти с другого полушария Мне подмигнули, егоза, Твои ворованные, карие Замоскворецкие глаза - И о тебе, о деревенщине, На девятнадцатом году Я размечтался, как о женщине, Считая деньги на ходу; А на двадцатом, нерастраченный, Влюбленный по уши жених, Я обручился с азиатчиной Проездов кольчатых твоих, Где дремлет, ничего не делая, Трамваями обойдена, Великолепная, замшелая, Китайгородская стена, И с каждым годом все блаженнее, Все сказочнее с каждым днем Девическое средостение Между Лубянкой и Кремлём... Я знал: пройдет очарование, И свадебный прогоркнет мёд - Любовь, готовая заранее, Меня по-новому займёт, И я забуду злое марево, Столицы сонной житиё Для ярких губ, для взора карего Живой наместницы её. 1928 Огонь Мы честно не веруем в бога- Откуда берется тревога? Друзья, почему вы скорбите На звонкой планете своей?… Мы плавно летим по орбите, Одни мы над миром владыки,- Нам зверь подчиняется дикий И травы зеленых полей. Верблюды танцуют под нами, Погонщики правят слонами, И тигров сечет укротитель, И змей усыпляет колдун. Весь мир — поглядеть не хотите ль?- Весь мир заключился в зверинцы, А вы — недовольные принцы, И я — ваш придворный болтун… Но ближе, товарищи, к делу, К тому голубому пробелу В истории малой вселенной, Где боги рассеяли тьму И плетью, доныне нетленной, Одетые в шкуры оленьи, Поставили мир на колени И властно сказали ему: «Носи господину поклажу, Расти ему волос на пряжу, Предсказывай криком погоду И брызгай в него молоком, И бегай за ним на охоту, Хвостом дружелюбно виляя, И, хрипло и радостно лая, В добычу вонзая клыком». Под череп, отлогий и плоский, Уже проползли отголоски Змеиных и жадных суждений, Скупых и пророческих снов. От долгих пещерных радений Дрожала растущая челюсть, И слышался почковый шелест Готовых к открытию слов. И твари еще не хотели В косматом и бронзовом теле Признать своего господина, Склониться пред ним головой; Но бьющая камнем скотина Зажгла прошлогоднюю хвою, И огненно-скорбному вою Победный ответствовал вой! В наполненном дымом пещере, Чихая и зубы ощеря, Хозяин пылающих палок Сидел перед кругом гостей. И круг был беспомощно-жалок, Он ляскал зубами в испуге, А тот прижимался к подруге И гладил шершавых детей. В ту ночь под шипенье поленьев Властительнейшее из звеньев Ушло из цепи мирозданья За грань родового костра. В ту ночь под глухие рыданья, Как младший из братьев над старшим, Природа напутственным маршем Томилась над ним до утра… Ясна и поныне дорога- Откуда же наша тревога? Друзья, почему вы скорбите, О чем сожалеете вы?… Ах, понял: о тягостном быте, Где люди — рабы иль торговцы, Где мелкие особи-овцы, А крупные хищники — львы!… Рыкающий вызов пустыни Дрожит на таблицах латыни, В презрительном посвисте янки, В мелодии галльских речей. На козлах махновской тачанки Война, триумфатор усталый, Вошла в городские кварталы Под варварский рев трубачей,- И ходит, хватая за ляжки, Наглея от каждой поблажки, И рвет благородные шкуры, Слепой тупоножий мясник. Но в диких пустынях культуры, Я вижу, собрат обезьяны Духовные лижет изъяны Над грудой спасительных книг… Я знаю — наступит минута, Когда остановится смута, Когда, как покорные звери, Мы сядем у дома того, Кто в новой поднимется вере, Кто, в знак небывалой затеи, Пылающий факел идеи Над голой взовьет мостовой. Еще не означенный точно В своей колыбели восточной, Но жаркий, глухой и победный, Не он ли в Кремле воспален,- И ночью к пещере заветной Не крадутся ль дикие звери Отвесить у яростной двери Глубокий и мрачный поклон? 1927 Папироса Голубая душа папиросы Исчезает под пеплом седым, - Обескровленный ангельский дым Разрешает земные вопросы... Он рядился в табачную плоть И прозрачную кожу бумаги, как рядится в мирские сермяги Потайной домотканый господь. Но, пылающе-рыжеволосый, Жаром спички приник серафим - И прощается с телом свои Голубая душа папиросы. 1926 Перед потопом Когда холодная тревога В груди косматой завелась, Почтовым голубем от бога Комета вещая неслась, И светлой падала струною На напряжённые моря, Предусмотрительному Ною О горнем гневе говоря. А он, далёко от ночлега, Без устали, спешил пока Благословенного ковчега Крутые вывести бока. И глядя вниз нетерпеливо, Уже надеялся Творец На мир греховный и строптивый Пролиться карой наконец. И пред небесным водоёмом При свете ангельской свечи Совал в замок, ругаясь громом, Плотины ржавые ключи. Июнь 1921 - декабрь 1925 Стиль ”A la brasse” Не опасна мне жадная заводь, Не обидна свобода светил: Липкий гад научил меня плавать, Плавный коршун летать научил! Нет, недаром лягушечью силу И расчётливость хилой змеи Унесли в торфяную могилу Заповедные предки мои... У запруды, в канун полнолунья Я шагнул и квакунью спугнул И к бугру, где нырнула плавунья, Удивлённую шею пригнул. Я учился: я видел: рябая Округлилась вода чертежом, И, как циркуль, к луне выгребая, Мудрый гад мой поплыл нагишом. Ах! Заманчиво влажное ложе, И конечности дрожью полны, Будто я земноводное тоже, Тоже блудный потомок волны. Над перилами женской купальни Я размашистой думой нырял В ту пучину, где пращур мой дальний Облегчённые жабры ронял; Я развёл твои руки, подруга, Окунул и скомандовал "раз!" Ты на "два!" подтянулась упруго, А на "три!" поплыла "a la brasse". Дорогая! Поздравим природу: Стала мифом родная среда, Ты лягушкой покинула воду И Венерой вернулась туда! 1928 Утешительное письмо А писем нет... И Вам неведом Владеющий почтамтом рок. За завтраком и за обедом Вы ждёте запоздалых строк... О как медлительно, как туго Ворочаются пальцы друга. Не снисходящего к письму, Глухого к счастью своему! Но, слогом не пленяя новым, Склоняя Вас к иным словам, С приветом, незнакомым Вам, Нежданное я шлю письмо Вам, И сердца неуемный бой Глушу онегинской строфой. Строфа бессмертного романа, Недюжинных поэтов гуж, Она пригодна для обмана Обманом уязвленных душ. В какой же стиль ее оправить? Каким эпиграфом возглавить? Врагу волшебниц и мадонн Какой приличествует тон? - Я перелистывал письмовник, Незаменимый для портних, - Но я не пакостный жених, И не кузен, и не любовник... Забыта вежливая "ять", И я не знаю, как начать. Ну, как живете? Что видали? В каком вращаетесь кругу? Какие блещут этуали На Коктебельском берегу? А, впрочем, праздные вопросы Стряхнем, как пепел с папиросы, И пусть курится до зари Наркотик лёгкий causerie. Есть в Коктебеле полу-терем, Полу-чердак, полу-чертог. Живет в нем женщина-цветок, Хранимая покорным зверем. Кто эти двое? - Вы да я (Признаюсь, правды не тая). На севере, в потоке будней, Всё так меняется, спеша, Но в зыбке гор, в медузьем студне Незыблема моя душа. Заворожённая собою, Она покорствует покою, И только раз за пять недель Сменил мне душу Коктебель. Его характер изначальный Бессменно властвовал во мне, Затем что сменность глубине Обратно-пропорциональна (Чем буря более сильна, Тем долее её волна). Он мэтром, genius'ом loci, Явил свой мужественный лик, И я тонул в глухом колодце Проповедей его и книг, И, на суровом Карадаге Учась возвышенной отваге, Сменил на холостую стать Любовь к "жене" и веру в мать. Я был - как вахтенный в походе, Как праведник, как слон-самец, В плену забывший, наконец, Подруг, живущих на свободе, И долго радовался там Мужского ветра голосам. Но дни бесстрастья пробежали, И, каменный ещё вчера, Мир Коктебеля в мягкой шали Не брат мне больше, а сестра; Мне звёзды - женскими глазами, Мне волны - женскими губами, Мне суша - вышитым платком, - И эта женственность - кругом. Шарманщик переводит валик (За маршем воли - нежный бред), И, свет преображая в свет, В глазу меняется хрусталик, А сердце шепчет: - Брось перо И чувствуй - просто и остро! 1929 Всего стихотворений: 10 Количество обращений к поэту: 5332 |
||
russian-poetry.ru@yandex.ru | ||
Русская поэзия |